Арам Пачян современный писатель и эссеист. Впервые был издан в «Литературной газете» в 2007 годы.  Дважды был награжден ежегодной премией газеты «Гретерт» Союза Писателей Армении, а так же премией литературно-художествен­ного культурного альманаха «Нарцисс». В 2009 году рассказы Арама Пачяна были включены в сборник современной армянской прозы «Антология 18-33». В 2010 году Арам Пачян был награжден молодежной премией Президента РА за опубликованные рассказы в литературной прессе. С 2011 года работает журналистом в газете «Грапарак» и на радио «Лратвакан». Колонка автора «Наш город» очень популярна в сетевом версии газеты «Грапарак», а авторские прогаммы «В библиотеке с Арамом Пачяном» и «Сумашедшая беседа» на радио «Лратвакан» уже успели привлечь постоянного слушателя.

Премии
2010 – премия Президента Армении за рассказы напечатанные в литературной прессе
2009 – премия газеты «Гретерт» за рассказ «Робинзон»
2009 – премия альманаха «Нарцис» за рассказы «Работа, Работа» и «Шахматная новелла»
2008 – премия газеты «Гретерт» за рассказ «Прозрачные бутылки»

Почему люди пьют водку?
Пьют, чтобы дети всего мира плакали.
Пьют, чтобы помянуть усопших и Бога
Пьют, чтобы пить.
Пьют чтоб убить человека.
Пьют, чтоб любить.
Пьют, чтобы бить.
Пьют, чтоб забыть.
Пьют , чтобы жить.
Отец пьет, так как не пить не может.

Мать ложкой всыпает в суп таблетку. Движение кистей плавное, быстрое. Сейчас отец, посвистывая, выйдет из туалета и, дрожащими от голода руками, попробует куриного супа, в котором растворился наш с мамой секрет. Комок застрял в горле. Он быстро доедает суп. Пьет воду со льдом, направляется в комнату. Я думаю, вдруг он умрет, таблетка подействует на кровообращение, сердце разорвется. Мне  жаль его. Проходят минуты. Отец неспокоен. Встает с постели, подбегает к о распахнутому окну. Не хватает воздуха. Пыхтит, задыхается. Не понимает , почему ему плохо. В глазах у него страх, такой страх я видел в глазах у грызущего кость пса. Я и мать сидим на кухне с молчаливым терпением убийц. Отец начинает завывать. Мы бросаемся на помощь, укладываем его на постель, простыня отдает спиртом, сердце выпрыгивает из груди.
Таблетка действует. Нaс предупредили: у больного начнется головокружение, страх, учащенное сердцебиение, ощущение опустошенности, отвращения к алкоголю. Мать сделала меня соучастником преступления, чтобы чувствовать себя в безопасности, ей будет легче, если вспомнит, что в момент впрыскивания лекарства в суп я был рядом.
На следуюший день мое терпение иссякает. Прошу мать прекратить все это. В ответ раздается только равномерное постукивание ложки. Безжалостно хватаю тарелку и бью ее об стенку. Хватит! Довольно!
До новогодних праздников рукой подать. Окорока готовы. Открываю входную дверь своим ключом. Зову, никто не откликается. Дома никого. Вхожу в комнату родителей. Отец стоит спиной. Не чувствует, что я в комнате. Двадцатилитровую бутылку водки представил ко рту и пьет. Стою. Поворачивается. Едва заметив меня, пьянеет. Прослезился. Маме не говори, прошу. Все , что захочешь – куплю.
Я перехожу в пятый класс, краду книги из дедушкиной библиотеки и жду пока папа сдержит свое обещание.
Первого января он входит в квартиру с огромным музыкальным центром на руках. Взятка за молчание. Мне кажется, от музыкального центра несет водкой, чесноком и запахом гложущей мое нутро фальши. Каждый день я украдкой приношу отцу водки, потому и больше всех дома он любит меня. Он благодарен мне.
У нас есть дача. Отец построил. Единственное место где я себя человеком чувствую, говорит он. По дороге останавливаемся перед деревянным ларьком, Продавщица без лишних расспросов протягивает бутылку колы и водку. Я играю в саду потягивая напиток, и знаю что каждые десять минут отец промочивает желудок. Ему кажется что мне невдомек, чем он там занят. Но я уверен, в глубине сердца он знает, что мне все известно, и использует меня, ну да бог с ним, пусть так и будет. Пока отец допьет всю бутылку, я придерживаюсь своих десяти минут, без секундного нарушения. Хочу быть спокойным.
Возвращаемся домой подобно влюбленным, в обнимку, грязные и поцарапанные. Мать избивает отца, меня обзывает жадным и отвратительным, продающимся за бутылку колы животным. Отец оказывается в постели. Никто не входит в комнату. Он один. Мать с сестрой засыпают. Посреди ночи вхожу в комнату, кислорода нет, стены дышат водкой. Он так и замер, в той же позе, в одежде, съежившись, как зародыш. Пытаюсь услышать его храп, чтоб убедиться – он не умер. Ни звука. Дрожа, прикладываю пальцы к его лбу: Вены до отказа набухли. Жив, не умер. Мне немного грустно, может смерть принесла бы ему облегчение. В ушах глохнут звуки разбивающихся бутылок и затуманенные и молящие глаза отца. Я разбиваю его водки одну за другой. Затем сажусь, промываю глаза, ухожу. Стучусь к соседу. Говорю ему, что высохшая ветка дерева поцарапала мне ногу, дай стакан водки – мне нужно ранку обработать. Сосед дает мне медицинский спирт, вату, ласково желает мне удачи. Не разбавляя спирт водой, даю его отцу, помогаю выпить, Почти в бессознательном состоянии пытается поблагодарить меня – не получается. Я чувствую.
Зав. отдела Наркологической больницы постоянно трясет головой. Зажигает красную трубку, которая то и дело гаснет. Пытается выслушать меня. Говорю, что мой отец известный хирург, хочу спасти его, вылечить, чем-то помочь, но не хочу, чтоб люди знали об этом, Понимает, разделяет мои опасения, вновь зажигает трубку, которая упрямо не зажигается. Он разъясняет, что больничные палаты платные, строгий режим, Медсестры неумолимы. Каждый день больным дают по стакану водки, после чего налагается строгий запрет, если не подчиняются, больных смирительными рубашками привязывают к кроватям. А если больной умрет?, — говорю я. У нас многие умирают, нечего скрывать, сами понимаете, в конце концов от этого исцеления нет, — говорит он. Не хочу, чтоб отец умер. Буду скучать по нему.
Красные стены. Отец лежит на полу. Из разорванного виска льется кровь. Жидкость без конца брызгает. Красиво. Похоже на фонтанчики на площади. Мои мать и сестра дома, в своей комнате. Прикладываю
палец к ранке. Кровь, подобно местным сокам, жидковатая. Обрабатываю ранку йодом. Кухонной тряпкой смываю следы крови. Перевязываю ранку – этому он научил меня. Отец, отец, ненавижу тебя. Врешь. Смеется. Где ты упал? У железной дороги. Никто не видел?,- замечтавшись говорю я. Все соседи видели, Ар. Какой-то ребенок помог мне, привел домой. Прости. Отец достает из трусов помятую тысячедрамовую купюру. Возьми, Ар джан, с подружкой в кафе сходите. Укладываю его на кровать. Спи. Спи.
Иду к священнику. Советует принять участие в мессе. Господь все слышит. Его ответ в тишине. Да, он только молчаливо сочувствует. Не нужна мне его жалость. Я расстроен. Мне дают снаряжения, свечи, ладан. Обряд тянется долго. После мессы священник подходит, дружески кладет руку мне на плечо. Возложи надежду на Бога, у него большое сердце, укажет тебе путь. Не знаю, как бы чувствовал себя Иисус, будь его Отче пьяницей. Я говорю священнику что жалею отца, желаю ему смерти, но не хочу, чтоб он в ад угодил, он и без того в аду. Говорю, что стыжусь. Не надо стыдиться, ты не один такой на земле, сынок. Он успокаивает меня, прощается со мной.
Во сне я вижу прозрачные бутылки. Во всех бутылках сидит отец, с потупившимся взглядом. Он зовет на помощь. Его голос не слышен. По губам читаю. Подобно сумасшедшему бросаюсь на бутылки, хватаю отца за волосы, вытаскиваю его и ножницами отрезаю ему голову. Легко, как по маслу, идут ножны. Затем набрасываюсь на остальные бутылки, вытягиваю своих отцов, ножницами отрезаю им головы. Молодец, Ар джан, продолжай, спаси меня! Я сочувствую себе, что он мой отец. Ногами раздавливаю говорящие головы. Нет крови. У отца нет крови. Вода.
Телефон звонит. Меня зовут в больницу. Я оставляю Машу и быстро иду туда. Сердце трепещет, подобно умирающей на суше рыбе. У разбитых в комнате бутылок острые, как акульи клыки, края. Отец полностью обнажен. Нижняя губа в нескольких местах разодрана. Лицо похоже на кусок мяса, который достали из холодильника полчаса назад. Он ничего не понимает. Разрезанными пальцами держит зажигалку, вдыхая газ. Пальцы превратились в клещи. Не могу выхватить из его рук зажигалку. Кусаю его за палец. Боли не чувствует, но рефлекторно раскрывает ладонь. Откидываю ее. Закрываю дверь. Сжимаю челюсть как бульдог, но звук находит выход сквозь щель между губами. Ору. Пытаюсь кричать в уме. Кажется получается. Слышно только мне.
Из под кресла нахожу трусы, затем остальное – носки, брюки, сорочку. Отец готов. Наберись сил, прошу. Не хочу , чтоб меня видели, с трудом объясняет он. Не увидят. Я крепко хватаю обнимаю его за поясницу, закидываю руку себе на плечо. С опаской открываю дверь, поймав удобный момент вывожу его в коридор. У отца вид раненого солдата, я волочу его. Бог мой, лишь бы никого не встретить, умоляю. Из рентген кабинета выходит медсестра и направляется в нашу сторону. Стосковались, пытаюсь улыбнуться сестре, но плачу. Коридор не кончается. Еще чуть чуть и мы выйдем. Силы оставляют меня. Падаем. Отец моментально засыпает. Я лежу на его мягком теле, мое лицо – на его лице. Мои слезы капают в его глаза, уши, рот. От холода и солености трезвеет. В коридоре тишина. Поднимаю его, на корточках тащу. Коридор бесконечный, как жизнь моего отца. Черными буквами написано: ВЫХОД.
Машину приставил рядом с дверью. Помещаю отца на соседнее с моим сиденье. Чтоб не развалился, привязываю веревкой. Дома нас не встречают. Сажусь на краешке дивана. Клонит ко сну. «Я ненавижу тебя, мне стыдно, что ты мой отец. Ты не любишь меня, если б любил, то ради меня бросил бы пить, в тебе нет любви, ты любишь только пить, ты проглотил меня сквозь эти бутылки. Я хочу убить тебя в себе, не хочу носить данное тобой имя, твою фамилию. В каждом есть мертвец. Во мне это ты, отец».
У многих есть пьющие отцы, не один ты такой. Жестокие вещи говоришь, но я знаю, ты добрый мальчик, как я. Больше не могу не пить, пойми, Никакое лечение не спасет меня. Смирись… Я болен, очень  болен, мне больно за тебя, что я такой, Ты не сможешь убить меня в себе, я хорошо знаю тебя, потом я буду жить в тебе. Чтобы я не сделал, ты не бросишь меня..
С опустошенным сердцем иду на работу. Жду телефонного звонка. Где сейчас упал мой отец – на работе, в комнате, во дворе, в туалете, в кустах.
Отец упал.
Он там один.
Его заперли, он кровоточит, не может позвать на помощь.
Надо спешить.
Я иду к нему. Он в гараже. Бутылка бензина с резиновой трубкой лежит рядом… Надышался. На запястьях видны следы от игл. Ужасно.
Я стою на бетонных плитах каскада. Дует легкий ветерок. Внизу тьма, наверху – звезды. Охранник территории, запыхавшись подходит ко мне. Немедленно спускайся, с ума сошел?! Голос глохнет.
Прохожу улицу Бабаяна. Прохожу «Чайкофф», откуда покупаю чай любимой девушке.
Я бегу домой.
Я бегу, потому что боюсь.
Я бегу, потому что видеть не хочу пустые бутылки.
Я бегу, потому что со мной бегут все дети мира.
Я бегу, потому что не хочу чтоб так было.
Я бегу, потому что втайне от домашних должен дать отцу стакан водки.
Я бегу, потому что он ждет меня.

Перевод с армянского Наринэ Абраамян — Товмасян

Светлой памяти моего брата Карена Асряна

Hello Karen, is everything OK?
(sms)

-Это было как… как будто не было, как и все. Никто не знал, что он есть, но но он был. Так с Богом бывает: никто не знает, что он есть, а он прямо сейчас говорит, будь уверен. Закурить найдется? Я крепкий табак люблю.
Угостил старика «Слимс», он поворчал, но что поделать, взял и сразу прикурил.
-Знаешь, я шума не люблю, я – нервный человек, мне тишина нужна, чтобы ходы просчитать. Настоящий голос из тишины приходит, из пустоты, черноты, с нуля. Осторожно приходит, зажигая спички. Надо быть внимательным, чтобы поймать его и крепко сжать, как муху на твоем локте. Если сумел, не сомневайся, он никогда не обманет тебя. Ты снова услышишь голос, который звучал, но ты его не слышал, и только после этого сделаешь свой великий ход.
-Говорят, парень в четыре года отца обыграл, а отец-то был претендентом в сборную. Тогда ты еще в колыбели от коликов в животе ревел. Тяжелое было время, а хуже всего шум. Понять можно: война была, претензии всякие, требования, мы были на пути к независимости, нам никто не помогал. Что оставалось? Кричать, а это у нас хорошо получается. Мы всей нацией кричим, даже когда просим, или  просто так, вот, смотри. – Он опустил с колен шахматы, открыл беззубый рот и закричал: — Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа……
Лимоновый сад задрожал. Старик засмеялся, не открывая рта, как кошки смеются.
-Видишь? Все почему-то испугались, памятник вот побледнел, но в те дни шум был, как речь, мы привыкли к нему и сидели в садиках, играли под гул митингов, и хорошо играли. Поверь мне, мы, армяне, не отстаем даже от индусов и арабов. Если соберемся как-то стариками, поедем в Калькутту участвовать в уличном чемпионате, выиграем, потому что мы умеем сосредотачиваться, когда вокруг шумят, шум можем в тишину превратить, в ход. Вот так однажды, собрались мы в саду и следили за партией электрика Иусика и Смбата. И вот что произошло. Во время эндшпиля Иусик сделал ход турой и обгорелыми пальцами стал рвать волосы на голове. А между вспотевшими мужчинами просунул голову какой-то ребенок. И вот этот ребенок вдруг прошептал:
-Неверный ход.
Все обернулись. Парнишка стушевался, сжал подмышкой деревянные шахматы. Здесь собрались короли уличных шахмат, а за столом сидел царь царей электрик Иусик, его имя на весь город звенело. В любое время года он носил сорочку с длинными рукавами, рукава закатывал, а когда противник делал ход, три раза произносил »мня, мня, мня»…­­ Один карман он наполнял семечками, в другом помещал инструменты. Исключительным был человеком Иусик, земля ему пухом. Водку любил кизиловую, и когда ходил к кому-нибудь проводку чинить, шахматы с собой брал. После работы он всегда выпивал стакан водки, открывал шахматы и предлагал партию хозяину дома. Но пеняй на себя, если откажешься: это была всегдашняя драка.
За всякие потасовки Иусика несколько раз в милицию забирали, но и в обезьяннике он играл в шахматы с дежурными. Единственным человеком, у которого Иусик учился, была его жена. Говорят, перед сном Иусик рисовал шахматную доску на голой спине своей жены и начинал партию. Он был самоучкой и хвастался, что в семимесячном возрасте уже мог быстро и безошибочно расставлять шахматные фигуры. Маловероятно, но может так оно и было. Он играл сразу с пятнадцатью соперниками, бывало, сделает ход, оставит, пойдет поврежденные провода чинить, а во второй половине дня возвращается и продолжает партию.
Но самым знаменательным событием в его жизни была встреча с Тиграном Петросяном, об этом он рассказывал всем, и, рассказывая, нервно курил сигарету за сигаретой. Бывало, Иусика заставали с детьми, которым он рассказывал о том, как сыграл в ничью с чемпионом мира и заслужил его похвалу. Иусик гордился тем, что самолетом послал чемпиону виноградные листья для толмы. Он мечтал, что после смерти его положат в большую шахматную доску, крепко закроют на два позолоченных засова и так и похоронят. Я все это рассказываю, чтобы ты представил себе, каким он был человеком. Кстати, обожал хаш. И такого человека поправлял какой-то молокосос: обхохочешься.
Иусик разгорячился:
-Как это неверный?
-Через несколько ходов проиграете, — продолжал мальчик.
Иусик вышел из себя. Поднялся, протянул огромную руку к парнишке.
-Пока этот щенок не уйдет, я не буду продолжать!
Все всполошились, уговаривали его не принимать близко к сердцу слова ребенка, но вдруг послышался голос:
-А можно я продолжу игру вместо Смбата?
Это уже было слишком. Иусик взревел:
-Садись! Посмотрим, на что ты способен, давай, давай, садись…
И это был конец, конец чемпиона, потому что через некоторое время ребенок поставил на колени вспотевшего короля Иусика.
Площадь Свободы кипела, народ орал, а в это время в саду напротив царила мертвая тишина, тишина, которая возможна только в материнском чреве. Этой тишиной мы провожали нашего непобедимого короля и короновали десятилетнего незнакомого мальчонку.
-Я вообще не жалею, что во время войны мы с парнями не ходили на митинги, а занимались более важными делами: в шахматы играли. Это была игра нашей жизни, без крови и патронов, без убийств и насилия, без шашлыков и героев, наша тяга к акме. Мы были за борьбу мысли, за поиски хода, с  закрытыми глазами и напряженным сознанием. Здесь собирались водители такси, электрики, педагоги-пенсионеры, и у всех были мозги что надо, но нас презирали, обзывали, издевались, как Сюлли запрещали играть в шахматы, говорили, что это забава бездельника, мол, идите на поле битвы стрелять, нельзя же целый день за доской сидеть.
Но я продолжу.
Новоиспеченный король жил в Конде. Странный был ребенок, с флегматичной улыбкой. Специалисты говорили, что восходит новая шахматная звезда. Некоторые думали, с возрастом пройдет, но время
показывало, что ребенок все растет и растет. И когда белое молоко смешивалось с черной грязью, чемпион закрывал глаза и покидал игру, людей, зал, себя, бытие и уходил слушать ход. Смотри, как  этот голубоватый дым поднимается, сначала прямо, потом клубами, разрозненно, обнявшись, как люди, танцующие танго, кружится и исчезает, и только дымка подсказывает, что он здесь. Ты только что видел дым, так? Вот так же ты видел чемпиона, а потом не видел. Он исчезал в себе, с небывалой концентрацией выскакивал из времени и пространства. Но потом вдруг просыпался и начинал ряд непредсказуемых комбинаций, с яростным нападением и страшными потерями. Противник не успевал реально просчитать ходы, и скоро король принимал безвременную кончину.
Он выигрывал у всех гроссмейстеров. В большом городе мало кто знал о нем: кучка интеллектуалов, которых можно было встретить в дешных кофетериях, у газетных ларьков, в канцелярских магазинах, и они шепотом говорили друг с другом.
Стеснялись.
Я был близок с отцом маленького короля, и однажды на остановке он, явно чем-то озабоченный, рассказал о странном поведении сына. Отец говорил, что чемпион ведет странный образ жизни, вообще ни с кем не говорит, отказывается от мясных блюд, весь вечер неподвижно сидит перед шахматной доской, а утром его находят в той же позе с улыбкой на губах. С кофе ест полусладкие крекеры в виде шахматных фигур, которые готовит знакомый кондитер. Ест осторожно, так, чтобы не потерять ни крошки. Этот старый кондитер, сам вроде лошади, в последнее время его единственный гость и партнер по шахматам. Он, словно немой, стучит в дверь и молча стоит на пороге с коробкой крекеров, а потом вприпрыжку проходит в комнату чемпиона. Они играют без шахматной доски и фигур. Вот уже сто девяносто один день чемпион не проронил ни слова. Сначала родители подумали, что у парня проблемы с языком или голосовыми связками, но доктор ничего не нашел. Иногда он делает пометки карандашом. Как-то отец заметил, что сын увлеченно работает над нимце. Разволновался бедный папаша.
Старик замолчал. Вытер платком вспотевшие стекла очков (такими очками можно увидеть людей на луне).
В саду Сарьяна повисла тишина.
-Знаю, у тебя голова уже распухла от меня, но потерпи, мало осталось, — сказал он и продолжил. – Это была суббота, королю позвонили из приемной и приказали в 20:00 быть в приемной президента. Когда он вошел, президента не было. Чемпион прошелся… туда-сюда… Скоро мышцы ног устали. Он снял пиджак. Остановился. Потом снова пошел. Вспотел. Вдали показалась черная точка. Показался глава государства. Белые зубы парня заблестели. По телевизору президент казался выше. Он подошел, шатаясь, сморщенной пожелтевшей рукой пожал руку чемпиону и одними глазами, не моргая, показал на шахматную доску. Фигурки из слоновой кости с нетерпением ждали своих полководцев. Они сели. Партия началась…
Игра получилась напряженной. Глава государства неплохо подготовился. Его комбинации были логичными и осторожными. Сначала у него получалось диктовать свою волю шахматным фигурам, — опытный, ничего не скажешь, — но это продолжалось недолго. Уже скоро президент потерял самообладание, ослабил свой центр, ошибка за ошибкой, его ходы стали бессмысленными. Потом он стал нерешительным, запутался, его заключения привели его в тупик. А король играл, он каждую минуту мог закончить битву, но напрасные старания президента откровенно забавляли его.
Партия закончилась ничьей, хотя по мне, лучше уж, чтобы парень выиграл. Президент побледнел, понял, что чемпион специально поддался, попробовал улыбнуться, не получилось. Ему стало стыдно.
-Бобби как-то сказал, что его партия с Богом закончилась бы ничьей… У меня к тебе одна просьба – никому не рассказывай об этом, — президент хотел посмотреть на улицу, но в комнате не было окон…
– Люди похожи на шахматные фигуры, они мне не верят…. В Индии раджи больше следили за игрой шахматистов, сами почти не садились за доску, но я не могу не играть, это выше моих сил, — продолжил он. – Я не смо… Меня мама научила играть в шахматы…
Они попрощались без слов.
Король улыбался.
В последний день его видели с каким-то незнакомцем в кафе.
Кто-то позвонил с незнакомого номера, он взял трубку.
-Привет, как ты? Я – Бог, и я люблю пиво. Давай встретимся сегодня на улице Туманяна. Угощу тебя. Заодно поболтаем.
У Бога были красивые черты лица и кожаный кошелек. Он учтиво поздоровался с парнем, сделал комплимент полненькой официантке и весело заказал пиво.
-Знаешь, мне грустно, очень грустно. Я чувствую себя таким одиноким.
Не могу найти выход из собственной игры. Здесь внизу меня забыли. Я не могу различить их лица, только слышу вздохи и плачущие голоса. Я схожу с ума от этих голосов, мне нужна тишина, пойми, мое  горло пересохло. Я устал от чемпионских лавров. Я выиграл у всех шахматистов Рая и Ада, серьезно, честно, хотя сборная Ада неплохая. Но ты врываешься в мои мысли, твоя тишина не дает мне покоя…
Мне нужна она… Ты пытаешься услышать мои шаги. По правде говоря, я хотел забыть тебя. Но мне каждый день докладывали, что на Земле живет армянский царь, непобедимый шахматный чемпион, который отказался от слов… Прости, я не смог выбросить тебя из головы… Ты не позволил. Внутри меня зародилось сомнение, я стал сомневаться… Поэтому я здесь. Слушай, теперь я предлагаю тебе партию, партию…
Бог был взволнован…
Напряженный в ожидании ответа он отпил пива, съел соленую палочку, выдохнул, потом продолжил:
-Ну, там все готово, нас ждут: 1440 грамм против Вселенной. Соглашайся, парень, сделай свой ход, такой партии еще не было, не было…
Издалека люди видели, что он долго смотрел в небо, слезы струились по щекам…
Он превращался в облако…
Там все были с перьями.
Парень в полосатом пиджаке, засунув руки в карманы, шел вперед.
Из-за облаков показалась великолепная шахматная доска.
Бог бежал навстречу.
Его веселый голос прозвучал очень громко:
-Дорогу королю, шахматный король идет….

Перевод с армянского