Пока человек ощущает боль – он жив. Пока он чувствует чужую боль, как свою – он остается человёком. Данная сентенция невольно вспомнилась после ознакомления с произведением Игоря Растеряева. Этот русский парень написал и выложил в Интернете стихотворение, которое буквально взорвало виртуальное сообщество в сети Mirtesen.ru (ссылка: https://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=WHUnotROoM8).

Стихотворение Игорь посвятил своему приемному деду – армянину Агвану Варданяну. И так и озаглавил: «Дед Агван».

«Я не видал своих дедов,- признаётся Игорь,- и видеть мог едва ли: все до рожденья моего они поумирали». Но все же он считает себя счастливым, потому что рядом с ним был хоть и неродной, но горячо любимый приемный дед – Агван Тигранович Григорян. И далее вспоминает: «Он был герой и ветеран, такой, что прямо с книжки, для всех – а я ему кидал за шиворот ледышки...». Рассказывает, как в годы войны Агван отправился на фронт, вместе с ним плечом к плечу сражались тысячи его соотечественников, и не только соотечественников. Все сжались в единый кулак, чтобы дать отпор врагу, и никто не считал себя лучше или особеннее остальных.

Стержень стихотворения – эпизод в Берлине в апреле 1945-го, когда Агван увидел на улице израненного немецкого солдатика, берлинского паренька, взвалил его себе на плечи и отнес его к ним домой. Излишне, думается, упоминать с каким восторгом встретила немецкая семья своего сына, которого считала, наверное, уже погибшим. Как старалась дать приют его спасителю, хотя и наверняка дрожала перед ним от страха: советский солдат сейчас будет мстить. Но Агван Григорян, сам тогда молодой парень, мстить не собирался. Преодолев кровь и смерть, изгнав немецко-фашистские полчища с советской земли, он не ощущал в себе ненависти к простой немецкой семье. Переночевал в этом доме и пошел фронтовыми дорогами дальше, осененный благодарственным благословением.

Именно этот эпизод дед Агван впоследствии упоминал особенно часто, когда заходили разговоры о войне. Внук не понимал, почему, его больше интересовали перестрелки, минные поля, рукопашные схватки, и тому подобное. А кода повзрослел – понял. Но Агвана Тиграновича уже нет, к сожалению...

Зато есть его достойный потомок – Игорь Растеряев.

«Довел до слез, а мне за 50...  Спасибо Вам, Игорь, за уважение к тем, кому мы обязаны своей жизнью»,- не скрывает своих эмоций житель российского города Дзержинский Гегам Мхитарян. Роман Рыбалко из Шатуры убежден, что такие стихотворения необходимо включать в школьную программу. «Огромное спасибо от всех, кого тронул этот стих – а задел он душу каждого из нас!»- заявляет пользователь сети Людмила Медведева. И подобных откликов – добрых полторы сотни.

Что ж, у Игоря Растеряева действительно получилось прочувствованное и искренее стихотворное посвящение человеку, любовь к которому озарила всю его жизнь. По большому счету, оно стало посвящением всем нашим дорогим старикам, спасшим мир от фашистской заразы. Ныне, в преддверии 70-летия праздника Великой Победы, эти строки звучат особенно сердечно. Не откажу себе в удовольствии привести их полностью:

Дед Агван

Я не видал родных дедов,

И видеть мог едва ли:

Все до рождения моего

Они поумирали.

 

Но я не обделён судьбой,

Я всё равно счастливый.

Был рядом дед, пусть не родной,

Но горячо любимый.

 

Он был нерусский - из армян,

С деревни, из народа -

Агван Тиграныч Григорян,

Двадцать шестого года.

 

Он был герой и ветеран,

Такой, что прямо с книжки -

Для всех. А я ему кидал

За шиворот ледышки.

 

Я про войну всё с детства знал -

Ведь дед, без всякой лажи,

Мне каждый день преподавал

С тарелкой манной каши.

 

Всё было так: он мирно пас

Овец у Арарата.

И вдруг взяла пошла на нас

Немецкая армада,

 

Чтобы ни русских, ни армян

Здесь не было в природе,

Но тут подъехал дед Агван,

И он был резко против.

 

Подъехал, правда, не один…

Стекались, словно реки,

Туда и тысячи грузин,

Казахи и узбеки…

 

Разноязыкою толпой

Они в окопы сели.

И в тех окопах всей гурьбой

Мгновенно обрусели.

 

Вместо овец на этот раз

Другие были звери.

И дед в прицел свой «Тигра» пас,

Крутил хвоста «Пантере»…

 

По-русски с ним общенье шло

Сперва не идеально,

Но фразу «Башню сорвало»

Он понимал буквально.

 

Я с дедом мог тарелки три

Съедать той самой каши,

Внимая, как они пошли

На Запад пешим маршем.

 

И, как всегда, в который раз

В итоге накидали…

А дальше шёл такой рассказ,

Как в слёзном сериале:

 

«Берлин. Апрель. Земля дрожит.

Снаряды, пули – градом…»

И дед по улице бежит

С трофейным автоматом.

 

Кругом - разбитые дома,

Как гор кавказских гребни.

С собой у деда пять гранат,

Вдруг глядь : на куче щебня

 

Лежит, скулит от страшных ран,

Один, как щепка в шторме,

Такой же, как и он, пацан,

Но лишь в немецкой форме.

 

И тычет деду на окно,

Руками объясняет,

Что он у дома своего

Лежит и помирает.

 

Что там родители его,

Что он берлинский, местный,

Его войною домело

До своего подъезда.

 

И дед поверх своих поклаж

Хоть был не сильный самый,

Взвалил его, и на этаж -

Туда, где папа с мамой,

 

Где взрывом балку повело,

Где теплится лампада:

«Встречайте, фрау, своего

Немецкого солдата…»

 

Дед, говоря про этот миг,

Вдруг сразу изменялся:

Про страшный материнский крик,

Про то, как там остался.

 

Как в кухне, где горел шандал,

Воды ему нагрели,

Как с грязью ненависть смывал

За годы и недели,

 

Как спал на белых простынях

Среди войны и ада

И видел сны о мирных днях

В долине Арарата.

 

Как утром снова он пошёл

К победной близкой дате,

Услышав сзади «Danke schon»,

Ответив им «Прощайте»…

 

Тут я перебивал всегда,

Дослушивал едва ли:

«Дедуня, что за ерунда?

Давай, как вы стреляли!

 

Давай, как ты горел в огне,

Чуть не погиб на мине…» -

Неинтересно было мне

Про простыни в Берлине.

 

Но дед чего-то замолкал,

Шёл за добавкой каши

И кашу снова в рот толкал,

Чтоб стал быстрей я старше…

 

Его уж нет, а я большой.

И вдруг я докумекал:

В тот день был самый главный бой

За званье человека.

Ашот Гарегинян