Эта статья была написана в ответ на публикацю в газетах  "Азг" и "Новое время"  мемуаров  директора Института литературы НАН РА Авика Исаакяна. В соответствии с Законом о печати газета "Азг" предоставила мне возможность ответить. Однако условием публикации было сокращение объема статьи. Представляю статью в полном объеме и с исправлением единственной  неточности, по недоразумению проникшей в сокращенный  и опубликованный в "Азг"-е вариант.

НАД ТЕМ, ЧТО В МОМЕНТ  ПРИШЕСТВИЯ В ЭТОТ МИР Авика Исаакяна  природа отдыхала, я впервые задумалась после выхода в свет уникального по своей амбициозности и не менее уникального по бездарности двухтомника "Ты вечная моя, Армения" и "Лестница небесная" (М., "Художественная литература", 2009-2010 гг.). И хотя  профессиональные рецензии на это издание были только разгромные, это обстоятельство не помешало удостоить потомка классика различных наград. Я не буду цитировать рецензии, с ними можно легко ознакомиться в интернете, достаточно только найти сами названия книг – и удовольствие от прочтения отзывов обеспечено.  (Скажу только, что во всех них лейтмотивом проходит обнаруженный авторами плагиат и что поиск этих рецензий может быть ускорен, если назвать авторов: Маргарита Дарбинян, Георгий Кубатян, Наталия Гончар, Азат Егиазарян, - имена, сами говорящие за себя.)

Не осталась и я безучастна к появлению антологического двухтомника и отозвалась на него открытым письмом научному консультанту, директору Института литературы НАН РА Ав. Исаакяну. Указав на замеченные мною вопиющие недостатки, в финале письма я просила не дискредитировать имя Левона Мкртчяна, используя его глубокие научные исследования в дилетантских затеях.

Моя просьба к доктору филологических наук была вызвана тем, что первую книгу двухтомника ("Ты, вечная моя, Армения!)  он препроводил вступительной статьей   Левона Мкртчяна "Возраст поэзии", которая  не имела никакого отношения к составу книги.  А также  снабдил это четырехсотстраничное издание  примечаниями все того же Левона Мкртчяна, составленными им к … отсуствующим в книге переводам. Надо думать, если научный консультант издания, несомненно, придающий большое значение престижному проекту, обращается к творческому наследию давно ушедшего из жизни ученого, то он это  делает потому, что никто из участников "беспрецедентного" проекта не способен сотворить что-либо достойное. Очевидно, идея воспользоваться тем, что прошло испытание временем,   возникла и потому, что инициаторы двухтомника высоко ценили труд Левона Мртчяна и с уважением относились к этой личности.  Мое предположение подтверждается рецензией "Пиршество невежд", написанной  Авиком Исаакяном на книгу "Давид  Сасунский и его литературное наследие" и опубликованной им в газетах "Гракан терт" и "Новое время". Приведу небольшую  цитату из этой рецензии: "А что такое раздел "Пятнадцать веков армянской поэзии"? Отметим, что так же озаглавлено предисловие, переписанное из книги "Поэты Армении", составленной еще в 1979 году известным литературоведом, поборником армяно-русских литературных связей Левоном Мкртчяном для ленинградской "Библиотеки поэта"… Ограбив уважаемого литературоведа, плагиаторы "забыли" назвать его имя ...".

Так полный тезка и внук классика  отзывался о Левоне Мкртчяне пять лет назад, (рецензируемая ученым книга вышла в свет в 2008 году), так он считал и в предшествующие десятилетия. Об уважительном отношении молодого литературоведа к своему старшему коллеге свидетельствует фрагмент предисловия к его книге "Аветик Исаакян и Россия" (М., "Советский писатель", 1988 г.): "Особо следует отметить книгу Л.М.Мкртчяна "Аветик Исаакян и русская литература" (Ереван, 1963, 1975) – первую монографию на данную тему". На своем многотрудном пути к вершинам литературоведения к этой монографии (как и к составленной Левоном Мкртчяном книге  "Слово об Аветике Исаакяне", Ер., 1975) будущий директор академического института  будет обращаться неоднократно и не только в этом своем опусе. Но для иллюстрации  его человеческого облика и гражданской позиции вполне достаточно одного только этого литературоведческого труда.  

Случилось так, что   в отношении директора академического института к Левону Мкртчяну, которого вот уже больше 12 лет нет на свете, внезапно произошли метаморфозы.  И вызваны они тем, что  внук классика вдруг обнаружил в своей биографии причастность к диссидентству. И великий инакомыслящий, избрав для иллюстрации своего бунтарского, антисоветского нрава  известного таким же нравом Ованеса Шираза,  решил поделиться с человечеством своими откровениями. "Объективно" и "беспристрастно", как и подобает настоящему мемуаристу, летописец эпохи застоя,  доктор наук Исаакян из номера в номер публикует в газетах "Азг" и "Новое время" свои воспоминания. Из которых мы узнаем, что в ненавистной им системе истинные интеллигенты, к которым относился и Шираз,  дни напролет проводили на "островке свободомыслия", в ресторане "Армения", но не только для того, чтобы "есть и пить" марочные коньяки, а для того, чтобы вслух болеть за судьбу родины, бесстрашно говорить о рабовладельческом советском  строе.  Случалось, правда,  отдушины  вольнодумства (вторым "островком" свободы, вспоминает великий внук, было летнее кафе гостиницы "Интурист") посещали и бездари: продавшие душу дьяволу представители порожденной режимом номенклатурной интеллигенции.  "И что такого особенного в том, что ты продал душу дьяволу?" патетически изобличает продажных номенклатурщиков внук классика и продолжает: "Ведь после 1917 года уже не было ни веры, ни религии, ни совести. Ход мыслей нашей "номенклатурной интеллигенции" был примерно таков: "Бог больше никогда не посетит эту страну. Он дважды уже появился в этих краях, однажды в обличье Ленина, а потом Сталина".  Судя по той книге, которую я выбрала для демонстрации инакомыслия  Исаакяна Авика, мысли насчет божественного воплощения в образах вождей посещали не только разоблачаемых им номенклатурщиков.  Вот что мы читаем у него:  "Особое место в творчестве Исаакяна занимает ленинская тема. Поэт стремился дать обобщающий портрет вождя мирового пролетариата, человека, преобразившего облик ХХ века. В 1939 году он пишет статью "Ленин", а в 1940 году – "К семидесятилетию со дня рождения В.И.Ленина". Эти статьи отличаются масштабным восприятием личности Ленина, его учения, его дела. Образ вождя революции создан в них на фоне великих исторических свершений". Хочу обратить внимание на выходные данные книги. Книга была сдана в набор 24 декабря 1987 года, а подписана в печать – 9 августа 1988 года.  То есть, к моменту сдачи книги в набор, уже два с половиной года (после провозгласившего перестройку Апрельского пленума ЦК КПСС 1985 г.) можно было быть значительно сдержаннее в оценке вождя мирового пролетариата. Должна сказать, такой верноподданический пассаж – не единственный в этой книге. Но меня подкупило в ней другое. В уже упомянутом предисловии  читаем:  "Судьба Исаакяна показательна как пример взаимовлияния и взаимообогащения литератур, как пример плодотворного влияния великих традиций русской литературы, ее передовых гуманистических идеалов на развитие других литератур народов СССР. Ведь Исаакян через русский язык познал литературы и таких древних испокон веков соседей Армении, как Грузия и Азербайджан, а также литературы Украины и Белоруссии, Прибалтики и Средней Азии".  Даже в период застоя мало кто, кроме самих азербайджанцев, предполагал, что они, оказывается, не только испокон веков (!!!) были нашими соседями, но и что у них есть своя литература. И снова обращаю внимание на выходные данные: книга подписана в печать в августе 1988 года, через полгода после начала Карабахского движения, после Сумгаита, после легализованного тотального вранья наших "древних" соседей о своей "древней" истории.   Что помешало  глубоко уважаемому мною ученому не идти против истины, кто его тянул за язык, и как бы отнесся к этому откровению его "единомышленник"  Ованес Шираз?  Как бы отнеслись к этому армянские диссиденты, одной  из главных тем бесед которых во все времена были бесконечные фальсификации азербайджанских "ученых" относительно их "древней" истории?

Но вернемся к  бездарным номенклатурщикам, которые, как повествует выдающийся внук, становились руководителями творческих союзов только потому, что, обделенные писательским и поэтическим даром, они  с лихвой были одарены талантом пресмыкаться и раболепствовать. И за крохи с барского стола были готовы на все.  Поименно назвав многих из тех, кто в период с 50-х по 80-е годы возглавлял Союз писателей Армении, мемуарист Авик сокрушается, что, вспоминая их, хочется плакать.  И, подавляя рыдания, он продолжает душещипательный  рассказ о застегнутых  на все пуговицы черных костюмов  неулыбчивых (улыбаться, тем более, смеяться, и, не дай Бог, рассказывать анекдоты им запрещали всемогущественные партийные хозяева) визитерах "островков свободы".  Приходили же они  исключительно для того, чтобы высокомерно прошествовать мимо столика с размышляющей о судьбах отечества настоящей интеллигенции в банкетный зал, куда они сопровождали приезжавших в Ереван гостей ("писательский интернационал"). И тут от пересказа я перейду к цитированию: "Правда, среди писателей был свой "штатный" секретарь-профессор, отпускающий номенклатурные шуточки и дежурные остроты, но он появился на горизонте уже значительно позже, в годы брежневского застоя, и, надо сказать, проявлял себя с исключительной активностью и присущим ему редким цинизмом (как назвать, к примеру, его поступок, когда в присутствии зарубежных писателей в холле гостиницы "Раздан" он избил Ованеса Шираза?!). И тем не менее именно его можно было лицезреть рядом с Вильямом Сарояном, Расулом Гамзатовым, Кайсыном Кулиевым, Чингизом Айтматовым, Михаилом Дудиным. А до него Эд.Топчяна сопровождали Акоп Салахян, Геворк Эмин, Гурген Борян, Сагател Арутюнян, "номенклатурщики более мелкого калибра Карен А. Симонян, Микаэл Шатирян, Степан Куртикян, Ваагн Мкртчян, Левон Мириджанян и наконец Левон Мкртчян. Как и прямой "шеф" последнего, Вардгес Петросян...".

Надо сказать, "мелкокалиберный" Левон Мкртчян возник в русском варианте мемуариста, в "Азг"-е автор хроники нашего времени решил пощадить известного литературоведа и предоставил догадливому читателю возможность самому идентифицировать "секретаря-профессора" с Левоном Мкртчяном. Не мог же настоящий мужчина прямо назвать ученого, чьей вступительной статьей он препроводил свой уникальный проект.

Я не знаю, с какой целью воспоминатель привел список писателей, которых сопровождал Левон Мкртчян. Если для того, чтобы продемонстрировать, что к номенклатурщикам-гостям (а все, кого он назвал, кроме Сарояна, были номенклатурщиками почище Левона Мкртчяна: они были не только  секретарями  республиканских Союзов писателей, но еще и депутатами Верховного Совета СССР, а Дудин, так вообще - Героем социалистического труда) должен был быть приставлен номенклатурщик-хозяин, то почему в этом списке оказался Сароян? А если эти имена свидетельствуют о  "всеядности" "секретаря-профессора", которому все равно было, кого сопровождать, кому улыбаться и кого развлекать, то почему не уточнено, что все перечисленные  младшим Аветиком гости были писателями и поэтами, что называется, первого ряда. Если я начну говорить о таланте и заслугах каждого из них и об их отношении к Левону Мкртчяну, моя "Песнь…" перерастет в трактат. Поэтому   я остановлю свой выбор на Михаиле Дудине и снова обращусь к книге "Аветик Исаакян и Россия": "Одним из последних глубоко творческих прочтений поэзии Исаакяна, - пишет  внук классика, -  стали переводы М.Дудина. Большой знаток армянской литературы, замечательный поэт и переводчик Дудин, глубоко изучив творчество Исаакяна, взялся переводить по своему выбору стихотворения поэта разных лет, произведения, которые запали ему в душу, были особенно дороги ему, создав тем самым как бы единый поэтический цикл, получивший название  "С жаворонком на плече".... Эти переводы М.Дудина отличаются страстным лиризмом, художественно смелыми образами, порой неожиданными интонациями, присущими почерку самого переводчика".

Казалось бы, при такой оценке   переводов поэзии Исаакяна, сам Бог велел, чтобы "замечательного поэта и переводчика" в банкетный зал сопровождал не секретарь-профессор, а автор этих слов, благодарный внук. Но внук в это время, видимо, был занят в другом зале "Армении", где за скромной чашкой кофе вместе с другими  мыслителями разрабатывал программу освобождения отечества от коммунистической заразы.

И надо полагать, свои стихи (трижды!) Дудин посвящал не ему, а Левону Мкртчяну только как номенклатурщик номенклатурщику. По той же причине  он внял просьбе Мкртчяна и написал предисловие к переводу на русский язык романа Верфеля "Сорок дней Мусадага" и еще при жизни Амо Сагияна стал переводить его стихи. И по аналогии с циклом   "С жаворонком на плече"  издал в Ленинграде сборник  своих переводов из Амо Сагияна "Поздние ягоды" (по поручению номенклатурного профессора еще в период его секретарства, в 1976 году,  подстрочники к этому сборнику были выполнены мною).

Вряд ли Ав.Исаакян не знал, что к Армении  и к армянской поэзии Дудина приобщил "мелкокалиберный секретарь-профессор". И большим ее знатоком поэт стал именно благодаря этому  субъекту, которого Михаил Александрович назвал мастером по классической подготовке друзей Армении. И на проблему Карабаха внимание Дудина тоже обратил все тот же Мкртчян. Да так, что вместе с ним в разгар событий отправился туда. И после этой поездки Дудин написал: "Дорогой Левон! Армению и Карабах я никогда не забуду". И в Карабахе Дудина не забыли: после смерти поэта  его именем назвали улицу в Степанакерте. Не сомневаюсь: если бы на месте нынешнего директора Института литературы был Левон Мкртчян, имя Дудина уже давно было бы присвоено и одной из улиц Еревана. И не только за его переводы армянских поэтов, за предисловие к Верфелю, но и за то, что, издав в Ереване книгу "Земля обетованная", весь гонорар от нее он  перечислил в фонд помощи пострадавшим от землетрясения.

Вряд ли Исаакян не знал, что Дудин был не единственный, кто с легкой руки Левона Мкртчяна  "заболел" Арменией, кто с подачи номенклатурщика-секретаря стал переводить армянских поэтов.  При безграничной любви и сострадании к Ширазу, странно, что Аветик-II  не вспомнил, что Мкртчян привлек к работе над переводами его стихов ленинградского поэта Александра Гитовича. И тот не только переводил Шираза,  но и посвятил ему свои стихи. Это было до того, как, выражаясь словами мемуариста, секретарь-профессор в присутствии иностранных гостей избил великого поэта. Читаешь этот пассаж ученого-литературоведа и сразу же встает перед глазами страшная картина: номенклатурная бездарь, хам и дебошир Мкртчян избивает беззащитного, уязвимого  и трепетного лирика. Да, в биографии Левона Мкртчяна такой факт, как говорится, имел место быть,   и он его никогда не скрывал (правда, он не избил, а только, выражаясь его же словами, "врезал по морде"). Более того, в этом он никогда не раскаивался и не оправдывался.  Даже тогда, когда задолго до Авика Исаакяна, еще при жизни Левона Мкртчяна,  решил об этом вспомнить и привлечь его к ответственности другой армянский классик – Серо Ханзадян. (Подробно об этом можно прочитать в его открытом письме Серо Ханзадяну "шЭЭісП"Й И"хбЭ ШПспгЫіЭЗ СісуБ", опубликованном в газете "Гракан терт" 14 февраля 1992 года).   Но вот, что я хочу сказать:  если Левон Мкртчян "избил" Шираза, значит, было за что.  После смерти Шираза прошло около 30 лет, однако о его эксцентричности до сих пор ходят легенды. История замалчивает, какое количество людей, менее темпераментных, чем Левон Мкртчян, подавляли в себе желание адекватно отреагировать на ту или иную выходку поэта. В архиве Левона Мкртчяна сохранилась копия его письма редактору ленинградского журнала "Звезда" Георгию Холопову от 17 марта 1984 года. Написано оно по другому поводу, но в  постскриптуме Л.Мкртчян пишет: "Сегодня Армения прощается с Ширазом. Хоронят поэта, ставшего легендой, символом. В нем много было противоречивого – высокого, истинного и низкого. Теперь, после смерти поэта, низкое забудется, и все, что было доподлинным, останется…"  Время, действительно, все расставило по местам. И сегодня забыто не только "низкое" в поэте, но и то, что путь Шираза к диссидентству был довольно неровным и начался он не сразу. Судя по раннему творчеству этого поэта, его,  как и многих других советских поэтов, не миновала участь воспевать великого вождя.  Если вы думаете, что автором приведенных ниже строк является какой-нибудь номенклатурщик, то вы глубоко заблуждаетесь.  Эти вдохновенные лирические строки из стихотворения   "Закон. Стихи, написанные по прочтении Сталинской Конституции" созданы  Ованесом  Ширазом в 1939 году:

В моей стране, в стальной броне, жизнь с солнцем наравне.
Как звездный жар, сердец пожар, - сердца людей в огне.
На ней сияет в блеске дней наш Сталин – солнце стран.
И в море счастья нас ведет великий капитан.

Приведенное четверостишие -   не единственные стихи Шираза на самую популярную в те годы  тему, но меня в этой истории занимает другое: судя по тому, что на глаза сердобольного ученого слезы наворачиваются, когда он вспоминает руководителей Союза писателей Армении эпохи развитого социализма,  в последующий за 80-ми годами период  у руля были исключительно гении. Хотя, возможно, что такие четкие хронологические  рамки обозначены потому, что некоторые из бывших секретарей еще живы.  А безнаказанно обливать грязью позволительно только умерших.   Думаю, если директор академического института переживет тех, кто возглавлял Союз писателей в последующие годы, свои мемуары он пополнит и их именами.

Каринэ Саакянц