В сентябре 1836 года на выставке Академии художеств в Санкт-Петербурге девятнадцатилетний Иван Айвазовский был представлен Александру Пушкину. 

Много позже Айвазовский вспоминал о встрече с поэтом в письмах к своему другу Николаю Кузьмину, который стал одним из его первых биографов: «Пушкин очень ласково меня встретил, спросил, где мои картины. Я указал их Пушкину; как теперь помню, их было две: „Облака с Ораниенбаумского берега моря“ и другая „Группа чухонцев на берегу Финского залива“. Узнав, что я крымский уроженец, великий поэт спросил, из какого города, и если я так давно уже здесь, то не тоскую ли я по родине и не болею ли на севере» (19 мая 1896 г.). Работы юного художника Александру Сергеевичу понравились. На прощание Айвазовский получил напутствие: «Работайте, работайте, молодой человек, — это главное».

«С тех пор и без того любимый мною поэт сделался предметом моих дум, вдохновения и длинных бесед и рассказов о нем». С той осенней встречи прошло много времени, а память о ней Иван Айвазовский хранил всю свою жизнь. Большинство полотен на пушкинскую тему он нарисовал по прошествии 30–40 лет после нее. Им был создан целый цикл полотен с изображением Пушкина.

Самое знаменитое из них — «Прощание Пушкина с Черным морем» («Прощай, свободная стихия!») 1877 года, ставшее своего рода иллюстрацией к стихотворению поэта «К морю».

Айвазовский писал эту картину совместно с Ильей Репиным, кисти которого принадлежит фигура поэта. Репин пытался узнать у всех, у кого мог, о внешности Пушкина, его жестах и осанке. Позже он писал: «Дивное море написал Айвазовский… И я удостоился намалевать там фигурку».

Александр Пушкин

«К морю»

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мной

Ты катишь волны голубые

И блещешь гордою красой.

Как друга ропот заунывный,

Как зов его в прощальный час,

Твой грустный шум, твой шум призывный

Услышал я в последний раз.

Моей души предел желанный!

Как часто по брегам твоим

Бродил я тихий и туманный,

Заветным умыслом томим!

Как я любил твои отзывы,

Глухие звуки, бездны глас,

И тишину в вечерний час,

И своенравные порывы!

Смиренный парус рыбарей,

Твоею прихотью хранимый,

Скользит отважно средь зыбей:

Но ты взыграл, неодолимый, —

И стая тонет кораблей.

Не удалось навек оставить

Мне скучный, неподвижный брег,

Тебя восторгами поздравить

И по хребтам твоим направить

Мой поэтической побег.

Ты ждал, ты звал… я был окован;

Вотще рвалась душа моя:

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я.

О чем жалеть? Куда бы ныне

Я путь беспечный устремил?

Один предмет в твоей пустыне

Мою бы душу поразил.

Одна скала, гробница славы…

Там погружались в хладный сон

Воспоминанья величавы:

Там угасал Наполеон.

Там он почил среди мучений.

И вслед за ним, как бури шум,

Другой от нас умчался гений,

Другой властитель наших дум.

Исчез, оплаканный свободой,

Оставя миру свой венец.

Шуми, взволнуйся непогодой:

Он был, о море, твой певец.

Твой образ был на нем означен,

Он духом создан был твоим:

Как ты, могущ, глубок и мрачен,

Как ты, ничем неукротим.

Мир опустел… Теперь куда же

Меня б ты вынес, океан?

Судьба людей повсюду та же:

Где капля блага, там на страже

Уж просвещенье иль тиран.

Прощай же, море! Не забуду

Твоей торжественной красы

И долго, долго слышать буду

Твой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою полн,

Твои скалы, твои заливы,

И блеск, и тень, и говор волн.

1824