Год назад в Армении произошла «бархатная революция». К власти пришло новое правительство, после чего политический ландшафт республики значительно изменился. Досрочные выборы Национального собрания, городского парламента Еревана (Совета старейшин), реформы судебной системы, появление новых объединений и реконфигурация (если угодно ребрэндинг) старых — вот далеко не полный перечень тех перемен, которые сопровождали страну в течение последнего года.

К этому стоит добавить, что сама «бархатная революция» происходила на фоне завершения конституционной реформы, начавшейся референдумом о внесении поправок в Основной закон в декабре 2015 года. Ее основной смысл заключался в перераспределении полномочий между основными ветвями власти от президента к правительству и парламенту. Армения становилась парламентской республикой

В этом контексте в тени остался вопрос о том, что представляет собой институт президентства сегодня, когда ключевой управленческой и медийной персоной республики стал премьер-министр. В сегодняшних дискуссиях об армянской политической системе стало общим местом утверждение о том, что пост главы государства потерял свое былое значение, превратился в церемониальную должность, некий аналог «британской королевы» или «перерезателя ленточек», как метафорично определил свое кредо несколько лет назад супруг Елизаветы II герцог Эдинбургский Филипп. Между тем, разговор об эволюции института президентства в Армении требует к себе внимания. Было бы несправедливо недооценивать его значение и потенциальные возможности, ограничиваясь общими словами о том, что в парламентской республике формальный глава государства не играет значительной роли.

Президентский институт в Армении возник в процессе распада Советского Союза. Первая республика, появившаяся в мае 1918 года, была парламентской, и ключевой фигурой в ней был премьер-министр, тогда как должность президента отсутствовала. С одной стороны рождение президентской вертикали отражало общий для бывшего СССР тренд. Происходил повсеместный отказ от советской модели, которая в условиях реальной политики, а не декларируемого народовластия была громоздкой и не слишком эффективной. С другой же стороны, Армения с первых дней своей независимости была вовлечена в нагорно-карабахский конфликт. И это требовало сильной исполнительной власти, опирающейся на харизму первого лица. С этого времени президентская модель была закреплена в Основном законе в редакциях 1995 и 2005 гг. Заметим, что армянская Конституция в отличие от многих других постсоветских документов аналогичного рода не предполагала для одного политика более двух легислатур.

Еще одна «конвенциональная мудрость» в сегодняшних дискуссиях о внутриполитической динамике в Армении заключается в том, что последний на сегодняшний день пакет конституционных поправок (2015 год) связывают почти исключительно со стремлением экс-президента Сержа Саргсяна пролонгировать свои властные полномочия, но уже в должности главы правительства. Трудно спорить с фактом наличия такой мотивации, однако она далеко не единственная. Напомню, что процесс перераспределения полномочий от главы государства к правительству и парламенту начался еще при подготовке пакета поправок 2005 года. Например, он предполагал формирование правительства по итогам выборов в Национальное собрание и на основе консультаций победивших партий и блоков. Объяснение такому развитию событий очевидное. Для страны, вовлеченной в острый этнополитический конфликт, узурпация власти опасна. В ней многие политики и эксперты видят угрозы неоправданных уступок на карабахском направлении, воспринимаемом обществом во многом, как экзистенциальная проблема. Как следствие, постоянные поиски того, как совместить идеал сильного политического лидерства с вовлечением других властных институтов.

Как бы то ни было, а в апреле 2018 года впервые в постсоветской истории Армении президент был избран не всенародно, а голосами депутатов парламента, а его полномочия после очередного раунда конституционных реформ были значительно урезаны. Казалось бы, следуя формально-юридической логике, глава государства более не являлся значимым игроком. Но в том то и дело, что политика не сводима к юриспруденции. И вновь избранный президент Армен Саркисян сыграл немалую роль в процессе транзита власти. Заметим, что с первых дней «бархатной революции» (а она началась фактически сразу же после избрания нового главы государства) он был выведен за рамки критики, с ним велись переговоры, и его участие в разрешении кризиса было значительным. В СМИ события в Армении нередко стереотипно описывают, как стихию и хаос. Однако надо иметь в виду, что передача власти от РПА к новому правительству включала в себя многочисленные переговоры, согласования. Практически до конца календарного года кабинет Пашиняна работал с парламентом, в котором большинство было не у его сторонников, а у республиканцев, соратников Гагика Царукяна и дашнаков. До сентября 2018 года схожая ситуация была и в столичной мэрии. В этом контексте президент оказался одним из ключевых посредников и модераторов, символом национального единства вне зависимости от партийных «лейблов». В итоге досрочные выборы и в Совет старейшин, и в Национальное собрание состоялись. Можно много спорить об их качестве и конченых результатах. Однако они обошлись без значительных эксцессов, в чем заслуга и президента. Таким образом, налицо первая важная функция президента в послереволюционной Армении - политическая медиация, обеспечение, если не единства, то солидарной ответственности и совместной работы политического класса. В немалой степени благодаря Армену Саркисяну транзит случился без тех издержек, которые могли иметь место.

Следующее направление, на которое стоит обратить внимание в дискуссиях о функционале президента в парламентской республике - это внешняя политика. Офис главы государства фактически стал дополнительным органом, помогающим продвигать национальные интересы страны на международной арене. В этом контексте следует отметить визиты Армена Саркисяна в такие ключевые для Армении страны, как Россия, Грузия, США, его встречи с ключевыми дипломатами и политиками, как этих, так и других стран. По неофициальной информации немалую роль сыграло его участие в разрешении спорных вопросов внутри ОДКБ. Здесь конечно, стоит иметь в виду, что действующий армянский президент - опытный дипломат. Чего стоит один посольский опыт в Великобритании. И нет гарантий, что другой глава государства будет столь же искушен в этих вопросах. Но факт остается фактом. Внешнеполитическая арена важна при оценке эффективности президентского института в новых условиях.

И последнее (по порядку, но не по важности). Никто не сказал, что возврата к президентской модели не будет. Так в декабре 2018 года в канун досрочных парламентских выборов Никол Пашинян заявил, что в этом вопросе общество и государство не стеснено (https://regnum.ru/news/2530012.html). И в самом деле, парламентская модель в процедурном плане невероятно сложна, в особенности в тех случаях, когда ни у одной политической силы нет такого преимущества, какое сегодня имеет блок «Мой шаг». Не факт, что таковое сохранится навечно. А значит постоянные коалиции, переговоры, перевыборы. Добавим к этому и опыт Первой республики, который также остается предметом серьезной политической рефлексии в сегодняшней Армении. В любом случае, если вдруг такие перемены произойдут, институт президентства не будет возвращен точно в той форме, в которой он был до прошлого года. У него появятся новые формы и новое содержание. Но и в том состоянии, в котором этот институт имеется, он играет свою значительную роль, которую ни в коей мере не следует принижать.

Сергей Маркедонов - ведущий научный сотрудник Центра евро-атлантической безопасности Института международных исследований МГИМО, кандидат исторических наук