Фотограф Александр Петросян: «Армения и Грузия — уникальные места, где к людям относятся с теплом и радушием»

6 мая, 2020 - 19:38

Александр Петросян — фотограф из Санкт-Петербурга, известный своими работами в жанрах репортажа и уличной фотографии. Снимки Александра, работающего в издательском доме «Коммерсант», украшают страницы таких журналов, как Newsweek, National Geographic, Le Monde, GEO и «Русский репортёр». В интервью Армянскому музею Москвы Александр рассказал о своей семье, профессии фотографа, как сохранить чувство увлечённости своим делом, о незабываемых впечатлениях от поездок в Армению и Грузию в рамках организованного им мастер-класса и что есть в этих двух странах, чего он нигде больше не встречал.

— Александр, вы родились во Львове. Это один из самых красивых городов Украины с очень богатой историей, в которую немалый вклад внесли армяне. Как человек, чьё детство прошло там, расскажите о нём.

Город, действительно, необычный. Он очень мультикультурный, в нём много разных народов и цивилизаций оставили свой след, в том числе и армяне. Во Львове на улице Армянской находится старейшая армянская церковь, относящаяся ещё к раннему Средневековью.

Мой отец, он армянин, переехал во Львов по работе. Ему нравился этот город, и он там всю жизнь прожил. Местная армянская община небольшая, и все друг друга более-менее знают. Интересно, что меня не принимали ни за русского, ни за армянина, ни за украинца. Поэтому я в какой-то мере привык считать себя гражданином мира. Я, собственно, со всеми находил общий язык, несмотря на возникающий к концу советской эпохи национализм. Как в любом другом месте, здесь было и хорошее, и плохое.

Во Львове богатая визуальная среда. Несколько лет назад, когда был в Вене, поймал себя на мысли, что Львов — это та же Вена, но как будто подвергшаяся глобальной катастрофе. В общем, Европа, но запущенная. Есть во Львове смесь трагического и красивого, возникшая в результате пережитых им исторических пертурбаций.

— Вы из семьи музыкантов и сами ходили в музыкальную школу. До серьёзного занятия фотографией думали стать музыкантом, как родители?

После того как бросил музыку и всерьёз занялся фотографией, я много раз жалел, что не стал музыкантом. Наверное, гены имеют место быть. Уверен на сто процентов — если бы не фотография, то музыка стала бы моей профессией. Но, с другой стороны, фотография сродни музыке. Она, как любое визуальное искусство в своих лучших проявлениях, способна проникать внутривенно в кровь без работы сознания, закладывая в нас какие-то образы. Слушая музыку, мы же в основном не думаем, про что она, — нам просто нравится или не нравится. То же самое и с фотографией.

— На каком инструменте вы учились играть?

На фортепиано.

— Сейчас играете?

Играю. На уровне дилетанта, конечно. Понятно, что без серьёзной практики это всё атрофируется.

— Расскажите, пожалуйста, про своих родителей. Ваш отец из Тбилиси и там начинал свою музыкальную карьеру?

Моих дедушку и бабушку по отцовской линии в детстве во время Геноцида армян в 1915 году перевезли в Тбилиси из Карса, где они родились. В Тбилиси родился мой отец, поступил в музыкальное училище, стал профессиональным музыкантом. Играл на фортепиано, в старости писал музыку, сочинял детские песни, которые дети до сих пор исполняют. Они очень мелодичные, и в них прослеживается интересная связь украинских мотивов с армянским колоритом. Мне, кстати, часто говорят, что в моих фотографиях есть цветовая гамма, которая намекает на моё происхождение. Моя мама наполовину русская, наполовину украинка. Она была довольно известной в своё время певицей, заслуженной артисткой Украины. Моё детство прошло за кулисами. Сцена, гастроли. Всё, что я впитывал в детстве, конечно, на мне сказалось позднее. В том числе и в моих работах.

— Я узнала, что ваш интерес к фотографии проявился в 14 лет, когда отец подарил вам на день рождения фотоаппарат. Помните первую фотографию?

Конечно! Первые фотографии были смешные, как и у всех: «я фотографирую тебя, ты фотографируешь меня», «я на фоне памятника», «ты на фоне моря». В общем, всё такое наивное. Но самое интересное тут не это, а те самые чувства окрылённости и увлечённости, которые испытывает каждый новичок. Они ведь очень такие трепетные и, к сожалению, со временем склонны угасать. Происходит пресловутое выгорание, теряется острота переживаний. Хорошо, если удаётся каким-то образом поддерживать эти чувства на протяжении долгого времени. У каждого фотографа есть свои секреты, как оставаться таким же свежим по восприятию, как в самом начале.

— В чём ваш секрет?

Я сказал бы, что какого-то универсального рецепта нет. Наверное, если говорить совсем просто, то надо брать и делать. Делать, что можешь, и будь что будет. Случается, что рутина стремится «приплюснуть» человека, а иногда ему самому ничего не хочется и лень. Но это неправильно. Надо пытаться всё время выходить за свои границы, отходить от привычного. И я это делаю постоянно. Каждый раз сталкиваюсь с новой ситуацией как с новым вызовом и новой возможностью — это не даёт заскучать. Возьмём условный пример — фото на документы. Конечно, тут можно найти долю творчества, но в целом всё ограничивается формулой «сядьте ровно, держите голову, смотрите сюда, не моргайте». Другое дело, когда каждый раз фотографируешь в разных местах, в разных ситуациях и с разным настроением, как бы с разной энергетикой. Мало того, что ты разный, так и всё вокруг разное. Это, словно в каком-то калейдоскопе, даёт, как правило, неповторяющиеся моменты — именно тем и интригующие, что их невозможно предугадать.

— А на фотографа нужно учиться или образование здесь лишь как дополнение к внимательному видению мира?

Я уже 15 лет преподаю на фотокурсах и заметил, что если в группе, условно, 10–15 человек, то из них 1–2 талантливы изначально, без всякой учёбы. Причём настолько, что это будто порох — только поднеси спичку и сразу вспыхивает ярким пламенем. Но такая ситуация, скорее, исключение, да и тут учёба не помешает. Учёба как таковая это ведь не столько овладение технологией и ремеслом, хотя это тоже важно и нужно, сколько некая культурная сумма всего того, что было достигнуто в той или иной областях кем-то до тебя. В какой-то момент эта сумма, приправленная чем-то личным, даёт новое видение (если даёт). Трудно ждать, что реакция начнётся сама собой и произойдёт какая-то вспышка. Для того чтобы не изобретать велосипед и дальше развивать визуальный язык фотографии, надо знать то, что было уже сделано. Конечно, образование важно. Мне кажется, у нас в Питере самое лучшее образование — это просто ходить в Эрмитаж и смотреть. Если было бы свободное время, то я всю оставшуюся жизнь только этим и занимался бы.

— Что вам доставляет в вашей работе особое удовольствие? Процесс или результат?

Результат — это, естественно, конечная фаза. Процесс иногда бывает и мучительным, и непредсказуемым, и далёким от результата. Здесь, наверное, правильно сказать, что идёшь не от успеха к успеху, а от поражения к поражению. Иными словами, попробовал — не получилось, попробовал так — снова не получилось, ещё попробовал — получилось всё то, что уже было, снова повторяешь себя и пытаешься вырваться за рамки своих рутины, штампа и привычки. Когда наконец вдруг происходит что-то неожиданное и что-то идёт не так, как раз и вмешивается тот фактор неопределенности, который ты так ищешь и жаждешь. Тогда ты можешь сам себя удивить. Возникающая от этого радость покрывает все издержки.

— Вы работаете в жанрах репортажа и уличной фотографии. Какие есть сложности, с которыми приходится сталкиваться уличному фотографу?

В первую очередь, этические. Ведь я фотографирую посторонних и незнакомых мне людей без их разрешения. Представьте, вы идёте по улице, внезапно прямо перед вами, как чёрт из табакерки, выскакивает какой-то гражданин, щёлкает вас и убегает. Какое у вас будет ощущение? Наверное, вы испытаете как минимум чувство неожиданности. Так вот, у фотографа, мне кажется, должна быть та же заповедь, что и у врача, — не навреди. Никакое искусство и никакие фотографии не стоят того, чтобы сделать этим кому-то плохо. Безусловно, надо быть максимально деликатным и экологичным в своём поведении, в идеале — незаметным настолько, насколько это бывает возможным. По идее, фотограф должен стать прозрачным и никак не влиять на ситуацию, но это чаще всего практически нереально. Потому что человек с фотоаппаратом как бы запускает всё то, что вокруг него случается, он словно катализатор реакций и событий. И вот что интересно. Говорят, мысли материализуются. Я столько раз в этом убеждался. Идёшь, ничего не происходит. Начинаешь фантазировать, что хорошо бы что-то такое случилось. И вдруг вокруг начинают сыпаться приблизительно такие, как представлял, сюжеты. Это фантастика какая-то.

— Самый удачный кадр — случайный? Или приходится долго выискивать какие-то интересные сюжеты?

Я сторонник того мнения, что сколько бы ты ни выискивал, сколько бы конструкций у себя ни выстраивал — всё, что из головы, оно, как правило, предсказуемо и поэтому не так интересно, как те случаи, когда вмешивается фактор неопределенности. Ты думал, сделаю так и так, а в цепочке предполагаемого сценария случилось иначе. Эта самая неожиданность и придаёт аромат неповторимости фотографии, ту самую живинку и уникальность. Понимаете? Поэтому, конечно, хорошие фотографии получаются из «плохих». Грубо говоря, когда что-то в ваших планах нарушилось и вмешалась внезапность. Если так рассуждать, то вся моя заслуга заключается только лишь в том, что я долго и упорно пробую. И иногда в качестве награды за труды мне посылается тот самый случай.

Знаете, если работа совпадает с хобби, это особый кайф. Я даже не понимаю, когда работаю, а когда нет. Мне всегда интересно. От своего любимого дела нельзя устать. Ведь когда интересно, то и не страшно, и не утомительно. Очень здорово, если человек увлечён своим занятием всерьёз, а иначе всё выходит вымученно.

— Что принесли в жизнь профессионального фотографа соцсети?

Социальные сети — тема особая. Про неё можно сказать и хорошее, и плохое. Когда-то я делал выставки, ещё в доцифровую эпоху. Как обычно делаются выставки? Готовится какой-то зал, вешаются картины, на открытие приглашаются люди, они говорят добрые слова. Потом в обычные дни людей приходит всё меньше и меньше. В итоге работы висят какое-то количество дней, а ещё на выставку могут отзывы написать. Сейчас в соцсетях совсем другой расклад. И аудитория неизмеримо больше, и комментариев (положительных и отрицательных) становится много. Но при этом, заметьте, живая выставка не сравнится с тем, что происходит в соцсетях. Когда вы смотрите на картинку у себя в телефоне, вы разглядываете её, а когда вы стоите перед картиной высотой в метр, она уже может «рассматривать» вас. И там уже совсем другое восприятие фотографии.

При всём при этом, соцсети, конечно, играют немалую роль для фотографа — он показывает свои работы, которые и существуют для того, чтобы их кто-то увидел. Но и выставки не менее важны, хотя, может быть, в стратегическом плане они потеряли то значение, что имели раньше.

На мой взгляд, самую большую роль играют книги, которые останутся после нас. [У Александра Петросяна изданы две книги фотографий — «Питер» (2011) и «Кунсткамера» (2016). — Прим. ред.] Никто же не будет смотреть социальные сети человека, который давно ушёл. А книги они продолжат жить. В общем, всё по-своему важно. Главное, не терять голову и не дать себя втянуть в те правила, которые диктуют соцсети. Ведь когда ты уже более-менее знаешь вкус аудитории, ты можешь начать ей подыгрывать, чтобы поднять свои рейтинг, охват и популярность. Это не есть хорошо. Нужно делать то, что сам считаешь значимым и важным.

— Большинство ваших фотографий посвящены Санкт-Петербургу. Какие, на ваш взгляд, слова больше всего характеризуют его?

В первую очередь, я бы сказал, конечно, «преодоление». Другое слово, связанное с первым, — «вопреки». Почему? Ведь судьба этого города — непрерывное преодоление. Революция, войны, блокада. Даже возник он вопреки здравому смыслу: на болоте, где и климат не тот, и давно здесь всё должно было погибнуть и закончиться. Вопреки всему город всё равно существует. Эти два слова больше всего характеризуют Питер — «город-миф». Всё, что в нём происходило, и вся его энергетика порождены неуловимым петербургским мифом. Его создавали в том числе и все поколения творческих людей, которые там жили.

Город уже живёт своей собственной отдельной жизнью. Любой, побывав здесь в течение некоторого сравнительно долгого времени, убедится, что какая-то необъяснимая энергетика, действительно, существует в нём и город совсем не такой, каким он мог казаться поначалу. К описанию Санкт-Петербурга хорошо применимы слова Станислава Ежи Леца: «В действительности всё несколько иначе, чем на самом деле». Я эти слова однажды даже эпиграфом к своим работам взял, они прекрасно характеризуют Санкт-Петербург.

— Вы организовываете мастер-классы. В прошлом году, например, в один мастер-класс вы объединили путешествие в Армению и в Грузию. Расскажете, как всё прошло?

Армения и Грузия, пожалуй, самые уникальные места на земном шаре, где к людям, и к фотографам тоже, до сих пор относятся с теплом и радушием — как в старые добрые времена. В Тбилиси, в армянских сёлах и маленьких городах наша группа из человек десяти заглядывала в открытые ворота, поднималась по лестнице и заходила в чью-то квартиру. Всей толпой. С фотоаппаратами. Представляете? А люди нас встречали со словами: «А вы, ребята, что фотографируете?», «Туристы, наверное?», «Откуда?», «Как интересно!», «Давайте вместе поедим, закусим», «Мы любим туристов». В большинстве других мест люди отнеслись бы к нам с подозрением и принялись бы выпроваживать. А здесь просто потрясающе! За стол приглашают, ещё и в дорогу накладывают угощения. Удивительно, что многие люди, которых мы встречали в сёлах и в небольших городах, как правило, жили очень скромно, но это не заставило их озлобиться и ожесточиться. Они очень добрые и душевные.

У нас был такой случай на озере Севан. Мы с товарищем, тоже из моей группы, побежали за пастухами, которые вели стадо коров. В итоге забрели далеко-далеко. Наступил вечер. Как возвращаться обратно — непонятно, да и устали уже. Едет какая-то старая грязная машина, в ней двое местных — весёлые и немного подвыпившие. Попросили их подвезти нас — подвезли и даже денег не взяли. И с такими историями про людей, готовых бескорыстно и от чистого сердца помочь, сталкиваешься на каждом шагу. Это просто невероятно! Ни в одной стране мира, где я был, такого не видел.

— С точки зрения фотографа, Армения — какая она?

На мой взгляд, больший колорит заключён не в Ереване, современном и несколько эклектичном, а в горных монастырях, которые рассеяны по всей Армении. Что касается пейзажей, я бы советовал, конечно, снимать именно ту Армению, которая не отснята. Не в крупных городах, а во всех пространствах вокруг. Мне это кажется интереснее. Там сохранилось много исконного. А в Ереване, к сожалению, с каждым годом уменьшается его самый аутентичный район — Конд. Хорошо было бы его сохранить и обустроить, как в старом Тбилиси.

Беседовала журналист, литературный редактор Рипсиме Галстян

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image