Воспоминания беженки Анны Аствацатурян-Теркотт о событиях декабря 1988 года в Баку

4 сентября, 2020 - 22:37

Все стало непредсказуемо и зыбко. В ту осень мама не разрешила мне играть во дворе и лазить на оливковое дерево на нашей улице. Маслины шли на маринад, и мы каждый год собирали их вместе с Вилей. Мама считала, что это привлечет слишком много внимания к нашему дому и ко мне. Школа тоже не отправила учеников на оливковые плантации собирать урожай. На улице оливковые деревья ломились от плодов, но к ним нельзя было притрагиваться – только смотреть на них из окна.

В ноябре из разных источников и от знакомых до армянских семей стали доходить сообщения о погромах и злодеяниях против армян в далеком Кировабаде, втором по величине городе Азербайджана. Убивали, насиловали и калечили стариков, мужчин и женщин. Мы не смели верить во все это. В новостях об этом ничего не сообщали. Потом мама отмахнулась от этих вестей, как от небывальщины, которая никогда не случится в населенном интеллигенцией интернациональном Баку.

Однажды в декабре 1988 года, вернувшись из школы, я застала всех дома. Последующие события стерли из памяти все, происходившее в тот день в школе. Демонстрации в тот день затмили свой агрессивностью все предыдущие.

Мы все собрались на квартире у бабушки: мама, папа, Миша, бабушка и я.

Мы запираем изнутри все двери и окна, выключаем свет. Папа велит мне и Мише говорить только шепотом. Папа вынимает из кухонных ящиков все ножи и складывает в кучу перед собой на обеденном столе, готовясь к худшему. Он твердит: «Если они вломятся, я возьму нескольких с собой на тот свет».

Мы боимся громко разговаривать. Если нужно, мы перешептываемся, но изредка. Мама сидит на диване с Мишей на коленях, погрузив свое лицо в его светлые кудряшки, бабушка – на стуле. Она сосредоточенно, смотрит на свои морщинистые руки, покоящиеся на ее старомодном хлопчатобумажном платье. Сквозь открывшиеся не в добрый час щели в ставнях мы видим людей, носящихся по улице с зелеными флагами. Демонстрантов так много, что их плечи протирают стены нашего здания. Мы видим наспех сшитые черные флаги, символизирующие «смерть» и «месть». Демонстранты носятся взад-вперед мимо нашего дома. Горланят, визжат и орут по-азербайджански.

Сквозь щель я вижу человека в черном пальто. Он перед толпой. Шагает назад, лицом к толпе, и что-то кричит ей по-азербайджански. Издалека мы не понимаем, что говорит этот человек… Такое впечатление, будто он пытается их задержать. Но они вопят еще громче и напирают, как бы давая понять человеку в черном, что он им не указ. Они отталкивают его в сторону, и несколько демонстрантов заходят в скверик дома рядом с нашим. Они кричат, чтобы армяне выходили. Хорошо известно, что в этом доме проживает несколько поколений армян. Есть и смешанные русско-армяно-азербайджанские семьи. Папа оттаскивает меня от окна.

Демонстранты воют и вопят. Однако никто не собирается их впускать, и они начинают швырять в окна камни. Слышны звон, возня и крики. Неожиданно они возвращаются на главную улицу и бегут на Площадь Ленина в поисках развлечений. Кажется, они не обратили внимания на наш дом, который стоит слишком близко к железнодорожному полотну и не так хорошо виден. Ворота в скверик затенены ветвями деревьев.

Позже мы узнаем, что армяне Нагорного Карабаха пытаются выйти из состава Азербайджана и воссоединиться с Арменией.

Анна Аствацатурян-Теркотт

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image