Так написал в своих “Очерках русской смуты” генерал Антон Деникин
Продолжаем публикацию отрывков из “Очерков русской смуты” — фундаментального труда генерала Антона ДЕНИКИНА, недавно впервые появившиеся в сети в “Русской исторической библиотеке”. В обстоятельной книге знаменитого “белого” генерала есть глава о Закавказье. Страницы об Армении (“НВ” от 3 июля с.г.) вызвали значительный интерес читателей. Предлагаем отрывки из деникинских “Очерков...”, посвященные Азербайджану.

Деникин был весьма успешным генералом Русской императорской армии в годы Первой мировой войны. После Октябрьского переворота стал одним из идеологов и организаторов Белого движения, командующим Добровольческой белой армии. Весной 1920 года он эмигрировал и вел публицистическую войну против большевизма. “Очерки русской смуты” — одна из главных книг, написанных Деникиным, — фундаментальное исследование о Гражданской войне, охватывает период с февраля 1917 года по апрель 1920 года. Книга выдержала много изданий на разных языках.

Окончание.
Начало в номере “НВ” от 03.07.14

СТРАНА С ИСКУССТВЕННЫМ НАЗВАНИЕМ

...Взаимоотношения наши с другой закавказской “державой” — Азербайджаном — носили еще более оригинальный характер. Между нами не было никаких территориальных споров, никаких посягательств на ту границу, за которой самоопределился Азербайджан. “Самостоятельность” его правительства до Всероссийского учредительного собрания была признана мною с самого начала... Армия Юга ни разу не угрожала границам Азербайджана. В ответ на это мы встретили злобу и ненависть правительства и правящей партии, так сказать, a priori, тягчайшие оскорбления по адресу командования, правительства и Армии — в официальной печати, в официальных речах и актах, наконец, бессильное бряцание оружием и открытую поддержку — материальную, финансовую, вооружением и формированиями — наших недругов.
Бывали неоднократно моменты, когда занятие всей территории Азербайджана в военном отношении не представляло затруднений, и этим положен был бы, без сомнения, конец волнениям на Северном Кавказе... Политика Азербайджана являлась как будто сплошной провокацией в этом отношении главного командования. Но за этим актом явно виделась перспектива всеобщего закавказского пожара, в котором легко было опалить зарождающуюся мощь армий Юга. На чашки весов поставлено было: на одну — достоинство вождей и Армии, на другую — успех белого движения. Естественно, что вторая перетянула.
Все в Азербайджанской республике было искусственным, “ненастоящим”, начиная с названия, взятого заимообразно у одной из провинций Персии. Искусственная территория, обнимавшая лезгинские Закаталы, армяно-татарские Бакинскую и Елисаветпольскую губернии и русскую Мугань и объединенная турецкой политикой в качестве форпоста пантюркизма и панисламизма на Кавказе... Искусственная государственность, так как на этих землях, лежавших на пути великого переселения народов и подвергавшихся воздействию разнообразных культур сменявшихся завоевателей, жили всегда разрозненные мелкие племена, враждовавшие друг с другом и доныне еще сохранившие черты кочевого быта. Наконец, искусственно держалось и Азербайджанское правительство: первоначально — волею Нури-паши, потом — генерала Томсона и в дальнейшем — просто по инерции.
Когда в Баку появились англичане, туркофильское правительство хана Хойского, не имевшее решительно никакой опоры в стране и почти никакой вооруженной силы, покорно ждало решения своей участи. Генерал Томсон, не получив, по-видимому, указаний из Лондона, стал первоначально на точку зрения “российской державности” и стремился к построению временной коалиционной власти чисто административного характера в составе представителей трех главных национальностей, населяющих край, — русских, татар и армян. Томсон обратился прежде всего за содействием к русской общественности, но встретил там такой непримиримый антагонизм, что соглашение оказалось невозможным.
Русская организованная общественность представлена была в то время в Баку следующими группами: 1. Русский национальный комитет, возникший инициативным порядком и потом пополнивший свой состав кооптацией различных общественных организаций. Комитет считал возможным войти в состав правительства лишь при условии “признания принципа Единой России и разрешения вопроса о самостоятельности Азербайджана (только) Всероссийским учредительным собранием”.
2. Совет славяно-русского общества — организация, созданная лицами, прибывшими из Тифлиса, находившимися в близких отношениях к азербайджанскому министру внутренних дел и получавшими субсидии от правительства. Политическая физиономия его была крайне неопределенна (с уклоном вправо), тактика — соглашательская.
3. “Прикаспийское правительство”, созданное Бичераховым, в составе русских и армянских соц.-рев., переехавшее из Петровска и претендовавшее на управление Северным Кавказом и Прикаспием, включая Бакинскую губ. и “Закаспийскую республику”.
4. Наконец, левые организации — партия “с.-р. интернационалистов”, рабочие, профессиональные союзы, объединенные в “рабочей конференции”, не говоря уже о чисто большевистских, проповедовали и работали деятельно в пользу установления советской власти.
Соглашение между русскими небольшевистскими организациями не состоялось. Точно так же безрезультатными оказались совещания, устроенные Русским национальным комитетом с представителями татар и армян, вследствие решительной непримиримости татар.
При таких условиях Томсон решил опереться на существующее азербайджанское правительство. В составе его дано было два места русским и одно или два армянам; точно так же в созываемом парламенте русским было предоставлено 10 мест, несколько мест армянам и евреям и по одному грузинам и полякам. Представителей этих “национальных меньшинств” предложено было избрать соответственным национальным советам. В состав правительства и парламента от русского населения пошли только члены “Славяно-русского общества”.

ХАНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО

Правительство хана Хойского в большинстве своем состояло из членов партии “Мусават” (“Равенство”), и путем административного воздействия такое же большинство получилось в парламенте.
13 декабря на торжественном заседании парламента председатель его объявил, что он “остановился на хане Хойском, как на лице, наиболее достойном формировать новое правительство”. Хан Хойский прочел декларацию, в которой определена была “первая и важнейшая задача” правительства: “Единодушное желание, которое было высказано здесь (в парламенте) представителями всех фракций, а именно — о независимости Азербайджана — правительство всемерно будет стараться разрешить окончательно”, что, однако, не исключает возможности “свободному Азербайджану вступить в теснейшую связь с другими государствами, образовавшимися на территории России, а также и самой центральной Россией”. А через два дня Томсон октроировал рожденную им власть особой “Прокламацией”: “Ввиду образования коалиционного азербайджанского правительства под председательством хана Хойского, сим объявляю, что союзное командование будет оказывать полную поддержку этому правительству как единственной местной законной власти в пределах Азербайджана”.
И политические партии в Азербайджане, пришедшие на свет только в 1918 г., были какими-то ненастоящими. Их было три: Мусават, “Иттихад” (“Единение”) и “Гуммет” (“Энергия”). Совершенно невозможно определить программы и идеологии первых двух. По составу своему правящая партия Мусават включала среднюю буржуазию и третий элемент, многие представители которого недавно вышли из рядов российской кадетской партии. Иттихад комплектовался крупной тюркской буржуазией, помещиками и духовенством. Если первых по русской терминологии можно назвать “кадетами” с социалистической личиной, не мешавшей им поддерживать феодальный земельный строй, то вторым приличествует имя “октябристов”.
Партия Мусават проявляла исключительную враждебность по отношению к России, перенесенную всецело на Добровольческую армию, панисламизм и тяготение к Турции. Партия Иттихад весьма сочувственно отнеслась к туркам во время их кратковременной оккупации, перенесла свое благоволение на англичан, когда они были в силе, не оставляя в то же время сношений с русским национальным комитетом и мысли о возвращении к России. Обе партии разделяли со всем тюркским населением ненависть к армянам, проявляя ее широко и в административной практике.
Самой малочисленной и наименее влиятельной была партия Гуммет — откровенно большевистская. Вся остальная, крайне немногочисленная вообще, тюркская интеллигенция оставалась пассивной политически, именовалась “беспартийной”, составляла лояльную оппозицию правительству в парламенте и склонялась скорее к русской ориентации.
Во внутренней жизни политика правительства сводилась к восстановлению русского права, суда и русских учреждений, так как народ без культуры и правительство без идеологии не могли и приступить к созданию новых форм жизни.
Неудержимое стремление к национализации перевернуло только вверх ногами иерархическую лестницу: из низов без всяких стажей и цензов, не исключая и морального, всплыли на поверхность татары-мусаватисты, захватив все видные и выгодные материально посты, а русские — люди науки, техники и административного опыта — скатились вниз, в силу тяжелых материальных условий мирясь с подчиненным положением. Ими, однако, держался весь механизм административного управления. Неоднократные приказы правительства о замещении должностей лицами тюркского происхождения или владеющими по крайней мере тюркским языком оставались мертвой буквой, за неимением своих служилых кадров и даже попросту образованных людей. И русский язык оставался по-прежнему языком государственным.
Не прошел и выработанный правительством закон о подданстве, юридически безграмотный, имевший в своей основе нелепое положение, что азербайджанскими подданными признаются все те лица, которые сами или их родители родились в Бакинской и Елисаветпольской губерниях.
Единственная область, в которой национализация имела известный, весьма печальный успех, это была школа, где бывшие российские кадеты начали с установления в младших классах обучения на тюркском языке и изъятия преподавания русской истории и географии. Парламент, по примеру Грузии, вотировал учреждение в Баку университета. Но т.к. весь ученый персонал его поневоле оказался русским, то “Союз трудовой интеллигенции” протестовал против его открытия на том основании, что университет станет орудием русификации и что открытие его возможно только после полной национализации средней школы.
Национализация административного аппарата привела к тому, что в глазах населения “старый полицейско-бюрократический режим” оказался гуманнейшим. Насилие, произвол и повальное взяточничество превзошли всякие ожидания, а в районах с преобладающим населением “национальных меньшинств”, особенно армянского и русского, создали невозможные условия существования. К правительству Армении, в Русский национальный комитет, в Особое совещание стекались жалобы порабощенных “меньшинств”. Дома, поля, инвентарь, имущество людей, бежавших от турецкого нашествия и теперь вернувшихся, были захвачены татарами, и положение беженцев оказалось безвыходным. “Мы обили все пороги, — писали мне молокане Шемахинского уезда, — нагайки и тюрьма единственный ответ, который получают потерпевшие... Нас грабят в деревнях, грабят по дорогам, грабят на работах, грабят и в столице — в гор.Баку, доводя до отчаяния”...
Губернии Бакинская и Елисаветпольская находятся в исключительно благоприятных условиях по своим колоссальным природным богатствам, и поэтому правительству Азербайджана было легче, чем другим, справиться с финансово-экономическим вопросом. Но поставить рационально бюджет правительство не могло или не сумело, и базой его, как и во всех новообразованиях, служил печатный станок.
В 1918 г. Азербайджан находился в этом отношении в зависимости от Грузии, пользуясь общими закавказскими бонами, печатавшимися в Тифлисе, а в 1919 г. стал печатать свои в неограниченном количестве, свободно субсидируя и меджлис горских народов. Эти боны имели, впрочем, хождение только в самом Азербайджане и отчасти в Дагестане. Но по мере переполнения нефтяных приемников и застоя в вывозе нефти, благодаря блокаде Астрахани, падала ценность жидкого золота, падал и курс азербайджанских бон, вызывая усиление дороговизны, невзирая на наличие других богатейших ресурсов края.
Англичане проявили исключительное внимание к Каспийскому судоходству и к бакинской нефти, взяв в свои руки управление судоходством, нефтяное дело и Бакинское отделение госбанка.
...И армия азербайджанская была ненастоящей. Те формирования, преимущественно из турецких добровольцев, которые вместе с войсками Марсала-паши брали Баку, под давлением англичан были распущены, и правительство приступило к формированию новых частей под руководством генералов русской службы Мехмандарова (воен. мин.), Сулькевича (бывш. крымский правитель), Али-Ага-Шахлинского (нач. артил.) и др. К весне 1919 г. была сформирована одна пехотная дивизия, одна конная бригада и три батареи, общим числом номинально 12-15 тыс., фактически не более 3-5 тыс. Ввиду того, что мусульмане Закавказья не несли никогда воинской повинности, эта армия не имела никаких кадров и строилась совершенно заново. Кроме высших командных постов, все офицерские должности занимались русскими офицерами (90%), а из числа остальных — тюркского происхождения — большинство сохраняло традиции русской армии и симпатии к России.
В силу крайнего нерасположения закавказских татар к регулярной службе, формирование армии решительно не удавалось, а повальное дезертирство расстраивало окончательно ее ряды. И ген.Мехмандаров однажды в парламенте вынужден был заявить, что его армия небоеспособна и не в состоянии противостоять армии Добровольческой.
...Принимая во внимание, что пути в Добровольческую армию не были заказаны никому, и, с другой стороны, что русскому офицерству неуместно было вооруженной рукою создавать враждебную России азербайджанскую государственность, я высказался против поступления русских офицеров в азербайджанскую армию. Позднее, в июне, когда Азербайджан готовился к войне с нами, положение там русского офицерства стало вконец невозможным. При посредстве моего представителя в Баку, офицерству отдано было секретное распоряжение о переходе в Добровольческую армию. Оно было исполнено не только большим числом русских офицеров, но и частью грузин и мусульман, что еще более расстроило ряды азербайджанских войск.
В конечном итоге положение азербайджанского правительства определялось четырьмя факторами: присутствием английских войск; лояльной оппозицией Иттихада и беспартийных; враждебностью армянского народа; полной аполитичностью, темнотой и инертностью тюркского народа, в котором революция не произвела тогда еще никаких социальных сдвигов; она усилила только бытовое явление — абречество — попросту разбой, лишенное социальных мотивов и искусно направляемое правительством в сторону национальной нетерпимости, религиозного фанатизма и территориальных захватов. Наконец, большое давление оказывал на власть многочисленный и организованный бакинский пролетариат.
И только в одном интересы обоих противников сходились вполне — в противодействии “Деникинской опасности”. При этом пролетариат откровенно заявлял, что он готов в этом вопросе идти вместе с “реакционным правительством”, в расчете, что “потом мы справимся сами с ханами — Хойскими и Усуббековыми...” Вероятно, в силу этой общности настроений правительство терпело большевистские организации, прессу и пропаганду.

ВОЛНЕНИЯ В КАРАБАХЕ

В марте на почве казнокрадства двух министров пало правительство хана Хойского и образовалось новое, под председательством Усуббекова, из состава той же партии — Мусават, но с участием социалистов.
В декларации нового правительства (апрель 1919 г.) говорилось о предстоящем признании республики державами Согласия и “вступлении ее в семью культурных народов”. Угрозой ее самостоятельности — по словам декларации — является “Добровольческая армия, нахлынувшая уже на северный Кавказ и залившая кровью снеговые вершины Дагестана, намереваясь вновь поработить как горцев, так и нас”. Но поглощение Азербайджана не удастся: “Кровавый урок (?), данный горными орлами насильникам Добровольческой армии, подтверждает это”.
Декларация выражала желание установить мирные отношения с соседями, в том числе и с советским Российским правительством, и разрешить полюбовно острые пограничные вопросы с Грузией и Арменией. Особенное благоволение было проявлено по отношению к Дагестану — “второй родине Азербайджана”, и особенный гнев — против самоопределившейся русской “Ленкоранской республики”.
Завести товарообмен с советской Россией не удалось: английская флотилия продолжала тесную блокаду Астрахани. Пограничные споры с более сильной в военном отношении Грузией окончились соглашением. Ленкоранской республики, пока она находилась во власти большевистского совета, тесно связанного с бакинскими рабочими организациями, правительство не трогало. Безучастно относились к этому вопросу и англичане. Но когда в конце июля советское правление было свергнуто народным ополчением под начальством полковника Ильяшевича, в Ленкорань посланы были азербайджанские войска и... английские офицеры; первые силой, вторые своим авторитетом и угрозами принудили ленкоранцев подчиниться Азербайджану.
Такую же энергичную деятельность проявляло правительство в Карабахе, Зангезуре и Нахичевани, где в течение нескольких месяцев шла резня армян татарами и бои между армянскими четами и татарскими, которые снабжались деньгами и оружием из Баку, добровольцами и патронами из Турции.
Это был один из этапов широко задуманного и настойчиво проводимого движения, руководимого Кемаль-пашой. Высокая Порта и “непокорный” Кемаль находились в полной связи и единении с Азербайджанским правительством. К нашему изумлению, какие-то тайные нити шли из Эрзерума и в Тифлис... По крайней мере армянское правительство и английское командование убежденно говорили о существовании переговоров и даже договора между Гегечкори и прибывшим в Тифлис видным деятелем Энверовской партии Киазим-беем, которого англичане арестовали... Грузины и турки за счет армянского народа искали путей ко взаимному соглашению и даже в остром вопросе о Батуме находили якобы компромиссный выход: грузинское управление и турецкие гарнизоны...
С возникновением предположений на мирной конференции об аннексии турецких вилайетов в пользу Греции и Армянской республики, — пантурецкое движение на Кавказе приобрело еще более интенсивный характер и организованные формы. Созванный в начале июня в Эрзеруме съезд делегатов анатолийских вилайетов, в котором приняли участие и представители грузинских районов, создал новое правительство с Кемалем во главе и вынес резолюцию, призывавшую к борьбе против отторжения турецких областей, дышавшую ненавистью к грекам и армянам и злобой против англичан.
Уже в конце 1918 г. турецкие штабы в Эрзеруме, Ване, Баязете и Хопа организовали широкое снабжение населения оружием; турецкие паши, сотни офицеров, тысячи аскеров “выходили в отставку” и шли в повстанческие отряды, возникавшие не только на территории Турции, но и за ее пределами в районах этнографического расселения мусульман Армении и Азербайджана — в Ольты, Кагызман, Нахичевань, Шушу и т.д.
Замечательно, что при всем этом наши представители отовсюду, где приходилось иметь сношения с турецкими властями и командованием, доносили о больших симпатиях и предупредительном отношении, которое проявляют турки к русским и России. Создавалось впечатление, что пантюркисты Азербайджана — plus royalistes, que le roi (большие роялисты, чем сам король (фр.) — черпают свое вдохновение исключительно в ненависти к усыновившей их России, тогда как национализм и религиозный фанатизм подлинной Турции стали орудиями борьбы ее за свое существование, находившееся под действительной угрозой после военного поражения.
К весне 1919 г. волнения в Карабахе усилились, и англичане сочли нужным выступить там в качестве миротворцев.
Командующий английскими войсками в Баку полковник Шательворт собрал в Шуше 23 апреля съезд представителей четырех уездов и предложил ему подчиниться “впредь до решения мирной конференции” Азербайджану в лице назначенного правительством губернатора Салтанова. Съезд вынес резолюцию о недопустимости подчинения Салтанову, “продолжавшему кровавую политику Турции”, и просил, ради физического сохранения армянского населения, о назначении английского губернатора. Шательворт не согласился и отдал приказ о признании “законной власти Салтанова”.
Июнь, июль, август в Карабахе продолжались поэтому столкновения, в которых особенно жестоко пострадало население Шуши и ее окрестностей. В этих фактах армяне видели прямое попустительство англичан, азербайджанского правительства и парламента, который гласно стал на сторону насильников, отвергнув предложение, внесенное армянской фракцией — выразить осуждение участникам Шушинской резни...

ВОЕННЫЙ СОЮЗ ПРОТИВ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ

С главным командованием Юга у Азербайджана не было вначале ни общей границы, ни официальных сношений. Мой представитель в Баку, полковник Лазарев, состоял при английском командующем; представитель Азербайджана в Екатеринодаре, Рустамбеков — при Кубанском правительстве. Со времени продвижения нашего к Владикавказу и Грозному отношение к нам азербайджанского правительства, парламента, печати, политических организаций становилось все более враждебным, а реальная помощь восставшим горцам и горскому меджлису все более явной и значительной. По инициативе парламента возникла “интерпартийная комиссия”, которая 17 апреля обратилась к народу с воззванием: “Граждане, братья Азербайджана! Геройская защита горцев своей независимости должна пробудить в гражданах Азербайджана сознание, что генерал Деникин, представитель мрака и порабощения, не пощадит самостоятельности и Азербайджана. Святой долг каждого мусульманина своевременно прийти на помощь братьям горцам.
Интерпартийная комиссия формирует на помощь горцам Азербайджанский добровольческий отряд под руководством опытных офицеров.
Граждане, записывайтесь в ряды добровольцев! Запись производится в здании Парламента”.
Занятие Добровольческими войсками в мае Петровска и Дербента вызвало и в Азербайджане, и в Грузии взрыв нового озлобления, смешанного с чувством страха. Большевистский “Набат” так определял произведенное этими событиями впечатление: “Деникинцы заняли Петровск и Дербент, они стучатся в двери Баку. Воскресный номер “Азербайджана” вышел без единого слова об этих убийственных для трудовых масс Азербайджана фактах. Усуббековское правительство потеряло голову перед грозной опасностью и предалось, кажется, восточной апатии. Стамбул заснул перед грозой!..”
Считая задачу с занятием Дагестана выполненной, я приказал полковнику Лазареву передать азербайджанскому правительству следующее: “Мы считаем Азербайджан частью России. До восстановления в России Верховной власти допускаем самостоятельное существование Азербайджана”. Позднее, в середине мая, я телеграфировал вновь, что “мои войска в Азербайджан не вступят и не перейдут южнее линии главного хребта — Кизил Бурун, если не будет враждебных действий со стороны Азербайджанского правительства”.
Усуббеков огласил в парламенте две моих телеграммы и заявил, что “парламент и он не верят этим заявлениям. Что же касается взгляда Добровольческой армии на независимость Азербайджана, то он для республики неприемлем, т.к. в конечном итоге сводится к присоединению ее к России”... К тому же вскоре последовала известная уже нота ген. Кори, требовавшая отвода Добровольческих войск до линии в 5 верстах южнее Петровска, и определенное заявление бакинского английского командования, что пока мы “не исполним требования британского правительства, англичане (добровольцам) ни в чем помогать не будут”. И правительство заняло вновь непримиримую позицию, парламент вотировал новые кредиты на армию и бряцал оружием, печать еще резче ополчилась против Добровольческой армии.
Ввиду такого соответствия настроений и задач, Закавказской конференции, заседавшей в Тифлисе для разрешения территориальных споров, предложено было Грузией заключить военный союз трех республик для борьбы против Добровольческой армии.
3 июня между Грузией и Азербайджаном заключен был договор, обязующий “договаривающиеся государства выступить совместно, всеми вооруженными силами и военными средствами против всякого нападения, угрожающего независимости или территориальной неприкосновенности... республик”.
10-м договора предусматривалось право Армении “в двухнедельный срок присоединиться к этому соглашению”. Но Армения присоединиться не пожелала. Устами своего представителя на конференции, министра иностранных дел Тиграняна, она заявила: “Едва ли у Добровольческой армии стоит вопрос о занятии всего Закавказья... Армяне видят другую для себя опасность — именно со стороны Турции. От этого соглашения пахнет кровью. Такие союзы крепки, когда сами союзники живут между собой в мире и согласии. Этого армяне не видят. В Карабахе льется армянская кровь (Азербайджан)... Армению стараются заморить голодом (Грузия), предоставив в ее пользование всего 400 железнодорожных вагонов”...
Заключением этого договора окончательно закрепилась группировка действующих на Кавказе сил.

На снимках: Баку, смутные дни...; генерал Деникин с супругой в эмиграции; В.Путин возлагает цветы к надгробию Антона Деникина в Донском монастыре; скромный обед белого генерала.

Подготовила Елена Шуваева-Петросян