Писатель Михаил ЛАЗАРЕНКО напечатал рассказ о том, как в первый год войны пригрела русская семья вырвавшегося из окружения красноармейца Александра Израильяна. О том, как он воевал, как после победы вернулся в уже знакомое брянское село Приваловку, как пустил там корни карабахский парень.

Теплый, трогательный рассказ о маленьком эпизоде во всеобщей войне, той, что называется Великой Отечественной. О той, в которой армянское участие было так велико. Сегодня стыдно вспоминать, как аодовские деятели заявляли, что это “не наша война”. Очерк М.Лазаренко был опубликован в газете “Брянский рабочий”, а вскоре героя очерка, ветерана-карабахца с редкой армянской фамилией не стало.
Осень 1941 года. В Приваловке, как и в Стародубе, третий месяц хозяйничают оккупанты. Колхоз распустили. Старостой на сходе жители деревни избрали деда Антона, до оккупации бывшего председателем местного колхоза. Мужчины воюют на фронтах. Где Красная Армия, люди не знают. Немецкие листовки кричат о полной победе, но люди верят, что наши вернутся.
По ночам из лесу со стороны Белоруссии выходят в село в выгоревших гимнастерках голодные, с незажившими ранами красноармейцы, попавшие в окружение или сбежавшие из немецкого плена. Окруженцев или пленных, как их называли, приваловцы кормили, давали оставшуюся от ушедших на войну мужей и сыновей теплую одежду, отмывали в бане. Каждая солдатка рассуждала, что, может, и ее муж или сын где-то вот так же мыкает горе и нуждается в помощи. Некоторые воины, отдохнув и окрепнув, двигались дальше, надеясь или догнать фронт, или дойти до Брянских лесов, где, по слухам, уже действовали партизаны, или вернуться в родные места. Другие, истосковавшиеся по крестьянскому труду и домашнему теплу, оставались пережить лихолетье в семьях на правах работника, а то и примака. Время от времени заглядывавшим в деревню карателям-мадьярам или немцам женщины объясняли, что это их мужья или сыновья.
В одну из темных октябрьских ночей услышал дядя Аксён робкий стук в ворота. Вышел с фонарем. У калитки стоял высокий худой красноармеец и молча мял в руках солдатскую пилотку. Аксён впустил служивого в хату. Аксёниха слезла с печки, достала из чулана сало, кувшин молока, хлеб. Окруженец был до того худ, что на лице сверкали только белые зубы, орлиный нос да большие черные глаза. Он поведал, что попал в окружение, а выбраться к своим не удалось. Простужен, отощал и нет уже сил куда-то идти. К тому же с таким акцентом говорил по-русски, что Аксён с трудом его понимал. Подкрепившись, гость поблагодарил стариков и поднялся из-за стола.
Пожалели Аксён с женой отпускать больного человека неизвестно куда, на верную гибель: свой же, хоть и не русский. Остался солдат в семье. Прятали его в сарае или в бане. За сына выдать было нельзя, так как оказался армянином из далекого Карабаха, из города Степанакерта.
У Аксёна росли три дочери. Старшая 19-летняя Тоня была уже учительница. Она и выхаживала бойца. С первых дней полюбился ей этот высокий белозубый кавказец. Долгими осенними вечерами слушала она рассказы молодого человека о родном ему Кавказе, о боях с немцами, учила его русскому языку. Тогда Тоня и узнала, что звать постояльца Александр Савадович Израильян, ему 21 год, закончил в Баку военное училище, лейтенант, служил в десантных войсках в 214 воздушно-десантной бригаде в Белоруссии. Бригада приняла бой в первый же день войны. Были потери, гибель товарищей, отступление. В одной операции при высадке десанта на занятую немцами территорию парашютный десант попал под обстрел немецких штурмовиков, расстрелявших раскрывшиеся парашюты. В живых остались только Израильян и еще один лейтенант, которым жизнь спас затяжной прыжок. Выполнив задание, долго пробирались через фронт к своим. Воевать продолжал уже в 1201-м стрелковом полку. Войска под напором превосходящих сил противника, ведя кровопролитные бои, отступали. В районе Гомеля его часть попала в окружение и была разгромлена. Оставшиеся в живых бойцы к своим решили пробиваться группами, по 2-3 человека. В этот раз пробиться через фронт Израильяну не удалось. Оказался десантник в глубоком немецком тылу, в русской деревне Приваловке, на попечении семьи Самусенко, вернее, их красавицы дочери Антонины Аксеновны, которая и стала его судьбой.

А меж тем фашисты на оккупированных территориях устанавливали свой, “новый” порядок. Появились комендатуры, полицаи, куда вербовали разных отщепенцев. Старосту деда Антона, помогавшего окруженцам и партизанам продуктами и одеждой, заменили на более услужливого Ивана Лаптева. В Стародубе и селах арестовывали коммунистов, комиссаров, делали облавы на евреев и людей, похожих на них, всех свозили в комендатуру, бросали в сырые подвалы, подвергали пыткам, расстреливали без суда и следствия. Около п.Беловщина под Стародубом было расстреляно немцами около двух тысяч таких мирных жителей.
Вскоре был схвачен полицаями и Израильян, и полицейские конвоируют его в Клинцы. Ему удается сбежать из комендатуры, обманув неопытных стражников. До ночи просидел в каком-то амбаре. Ночью, пытаясь выбраться из незнакомого города, набитого вражескими войсками, наткнулся беглец на немецкий патруль. Хотел скрыться, но немцы открыли огонь. Пришлось поднять руки. За нос с горбинкой, черные волнистые волосы, черные выпуклые глаза, неразборчивую речь да и странную фамилию каратели приняли нарушителя комендантского часа за еврея и бросили в камеру смертников. Его ждал расстрел. К счастью, участвовавший в допросе гитлеровский переводчик знал армянский язык и убедился, что задержанный не еврей, а настоящий армянин. Израильяна немцы решили отправить как военнопленного в концлагерь в Германию с ближайшей партией молодых людей, которых хватали в оккупированных селах и городах.
...Израильяна не покидала мысль о побеге. Еще в камере он подружился с сибиряком, тоже бывшим красноармейцем. Они и договорились держаться и бежать вместе. Дождавшись ночи, они проломали отверстие в стене товарняка и на полном ходу попрыгали под откос. При ударе о мерзлый грунт Израильян потерял сознание. Сибиряк оттащил его в ельник, привел в чувство. Отделался Александр ушибами, вывихом локтевого сустава, но передвигаться с трудом мог.
Снова Израильян оказался под Гомелем, в глубоком немецком тылу. Был март, конец зимы. Но теперь беглец знал, как уйти от опасности и не попасться в лапы оккупантов, знал, куда идти.
21 сентября 1943 года части Красной Армии освободили деревню. Правда, вместо хат бойцы увидели дымящиеся груды головней да черные печные трубы и возле пепелищ плачущих от горя и радости с хлебом-солью женщин с детьми, стариков. Александр разыскал командира и попросил выдать ему оружие и зачислить бойцом. Простившись с Тоней, в тот же день ушел на фронт.
Но не все гладко пошло со службой. Как офицер, побывавший в лапах немцев (а Израильян и не скрывал, что трижды доставлялся в немецкую комендатуру), он после проверки подлежал суду военного трибунала. Решением трибунала для искупления вины Израильян был направлен служить на месяц в знаменитый 8-й особый штрафной батальон Белорусского фронта. Эти подразделения формировались после издания народным комиссаром обороны СССР И.Сталиным известного приказа N 227 от 28 июля 1942 года для “наведения порядка и дисциплины в войсках”. Штрафбаты командование бросало в самое пекло войны, часто на верную смерть. Штрафники не доживали не то что до победы, но многие и до второго боя. Но зато, если отбыл срок наказания или искупил вину кровью или подвигом, штрафникам возвращали прежнее звание.
Израильяну повезло: в одном из кровопролитных боев он не только был ранен и остался жив, но и совершил воинский подвиг. Из полка штрафников в том бою в живых осталось только около полусотни. Израильян получил ранение, от контузии потерял сознание. Очнувшись, боец увидел, что лежит под телами погибших товарищей. Раненый, не покинул поля боя и продолжал сражаться до подхода свежих частей.
За этот бой Александр Савадович был награжден орденом “Красной Звезды”, досрочно освобожден от службы в штрафбате и направлен в г.Городня на учебу. Получив после окончания курсов звание старшего лейтенанта, был назначен командиром взвода.
В составе 1-го Белорусского фронта освобождал Белоруссию, Польшу, Венгрию, Чехословакию. Оттуда его стрелковая рота была переброшена в Восточную Пруссию, где в боях под Кенигсбергом получил очередное ранение. После излечения в госпиталях Бреста и Сызрани вернулся в строй и войну закончил в Восточной Пруссии старшим лейтенантом, командиром роты запасного полка...
Август 1945 года. В Приваловку возвращаются с войны уцелевшие мужчины. Тоня тоскует. От Саши Израильяна последнее письмо было из госпиталя. Живой ли? Не забыл ли? Или уехал к отцу на Кавказ? Но ведь в последнем письме писал, что любит и чтобы ждала.
Подруга Тони Тамара Антоновна дождалась своего жениха Георгия Безика, и они справляют первую за войну в селе свадьбу. Тоня — подневестница.
— Тоня, смотри, не твой ли это пленный идет по улице? — толкает Тамара.
Выскочила Тоня на улицу. Видит, навстречу четким шагом идет высокий офицер в хромовых сапогах, с легким чемоданом в руке. Ослепительно улыбается. Подкосились у девушки ноги, потемнело в глазах.
Подхватил на руки офицер Тоню, прижал к груди, украшенной боевыми наградами.
— Тоня, я тебя люблю, приехал за тобой. Познакомлю с родными в Карабахе, и мы поженимся. По нашим обычаям, без разрешения отца я это не могу сделать.
Но отец Савад и родные не приняли русскую невесту Александра. В их доме уже жила его невеста-армянка, которую Савад сосватал сыну, когда ему было еще три года. Тоне даже угрожали, грозя сбросить в пропасть, если не уедет. Но Александр стоял на своем:
— Эта девушка спасла мне жизнь, и мы любим друг друга.
И нарушил Израильян обычай горцев, ослушался отца. Но пришлось покинуть родной Карабах и поселиться навсегда в русской деревне Приваловке.
И с тех пор, с памятного 45-го живет этот высокий, красивый, благородный, мужественный армянин в Приваловке, в брянской глубинке, которая стала для него второй родиной. Тоня свою фамилию Самусенко в том же победном году сменила на Израильян. Они построили в Приваловке роскошный дом, вырастили троих сыновей и дочку. В 2005 году отпраздновали 60-летний юбилей Великой Победы и своей совместной жизни. Александр Савадович и Антонина Аксеновна 48 лет проработали учителями в Ново-Млынской 8-летней школе, обучая детишек добру и уменью трудиться.
А в Карабах Александр Савадович ездит в гости. Правда, в последние годы возраст, старые раны и новые границы не дают ветерану такой свободы передвижения, как в советское время. Отец, когда Тоня родила ему внука, простил сына, и частыми гостями в Приваловке стали Тонины армянские родственники, а во время карабахского конфликта несколько семей оттуда даже переехали в Приваловку на временное проживание.