«Микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает… Он может десятилетиями спать где-нибудь в завитушках мебели или в стопке белья, он терпеливо ждет своего часа в спальне, подвале, в чемодане, в носовых платках и в бумагах, и, возможно, придет на горе и в поучение людям такой день, когда чума пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города».

Так завершает Альбер Камю свой роман «Чума», и мы не так давно, к сожалению, в очередной раз убедились в правоте его слов.

Двухсоттысячный промышленный Сумгаит в советском Азербайджане слыл интернациональным рабочим городом. Люди: азербайджанцы, русские, армяне – жили и трудились рядом, не особенно задумываясь о том, что вирус ненависти и вражды к иноверцам, буйствовавший еще не так давно, во времена младотурок и Талаат-паши, не умер, не исчез, а всего лишь был искусственно загнан на задворки сознания и рано или поздно должен был напомнить о себе.

То, что творилось в течение трех дней в Сумгаите (27-29 февраля 1988 года), было бедствием наподобие чумы, но более ужасным, потому что микроб вражды и ненависти был возбужден самими людьми, действовал избирательно, выбирая в качестве своих жертв лишь армян.

Ослепленные, зачумленные толпы азеров врывались в их дома, убивали с садистской жестокостью – палками, камнями, железными прутьями, сжигая и топя, насилуя женщин, вспарывая беременным животы, уничтожая младенцев. Милиция спокойно взирала на творившееся, врачи в больницах отказывали раненым в помощи…

Чума развивалась канонически. Тревожные симптомы ее появились, когда к армянским кварталам на грузовиках стали подвозиться булыжники, впоследствии использованные для погромов и убийств, на заводах по приказу сверху стали изготавливаться пики из арматурной стали, якобы предназначенные для могильных решеток, отключались телефоны в квартирах армян, чтобы невозможно было позвать на помощь.

Потом, когда вирус ненависти, смерти и разрушения в апофеозе своем воцарился над городом, стали уничтожать следы преступлений – вывозить разбитое имущество, а сожженное – смывать водой.

Первый день чума действовала вслепую, сметая все без разбору (разумеется, только армянское). Затем микроб алчности взял свое – в последующие два дня ада стали убивать людей, оставляя в сохранности имущество…

Опасаясь того, что о чуме на национальной почве узнает мир, официальные органы Союза поспешили наложить табу на тему «Сумгаит», искусственно расчленив содеянное на отдельные преступления, квалифицировав их как «стихийно совершенные разбушевавшейся толпой хулиганов». Следствие и суд «установили», что погибли 32 человека различных национальностей (в том числе 26 армян), пострадали 197 и т.д. По различным категориям преступлений, как по ветру, пустили сотворенный геноцид, тем самым встали на сторону организаторов и исполнителей трагедии, в защиту чумы, забыв о ее способностях воскресать и повторяться.

Будьте же бдительны, люди! Вирус «сумгаита» не умер, а лишь отступил, уснув где-то на задворках…

Ашот Бегларян, писатель, публицист, Степанакерт