В 1979 году театральный мир удивила статья критика, театроведа Риммы Кречетовой. В журнале «Театр» публиковались отзывы ведущих актеров страны, был среди них Армена Борисовича Джигарханяна под названием «Потому что я злой». Учитывая, что происходило это 40 лет назад, можно только поразиться его мудрости и проницательности. В статье он раскрывает секреты своей творческой лаборатории.

Римма Кречетова глубоко вскрыла психологию актера, Армену Джигарханяну понравилась эта статья. Он нашел ее сильной, хлесткой. Когда он читал ее первый раз – она его ошеломила. Потом при перечитывании стала раздражать, обижать. Актер посчитал, что театровед вывела в статье усредненный вариант современного актера, «некое скопище многих актерских пороков».

Са он честно признавался, что в день спектакля старается не быть за 500 километров от театра. Бывает, что убегает из кадра. Хотя можно быть за 500 километров и идя в московской квартире.

Джигарханян не спорит, что кого-то расстояния истощают, изматывают. Но его уплотненность жизни только мобилизует. В театре им. В. Маяковского тогда шли спектакли «Беседы с Сократом», «Трамвай «Желание»», «Бег», «Разгром» - спектакли, перед которыми он старался отдохнуть и не стеснялся этого. Но считал не нужным приходить в театр задолго до начала, настраиваться, готовиться…Если это «твоя» роль, считает Армен Борисович, ты внутренне ней себя давно уже подготовил и готовишь постоянно (для этого не выбирают определенных часов). Поэтому он приходит в театр только чтобы спокойно одеться, в крайнем случае выкурить сигарету.

Другой актер устроен иначе. Он вспоминает одну актрису, которой перед спектаклем нужно устроить истерику костюмерше или гримерше. (Видимо, этот образ показал в ленте «Зимний вечер в Гаграх» Карен Шахназаров, прототипом певицы Ирины Мельниковой стала Алла Пугачева).

Джигарханян признается, что его истощает не постоянная напряженность жизни, переезды, съемки, а неудовлетворенность от работы, которая возникает, например, от того, что играет. Прокручивает одни и тех же положения, высказывает одни и те же мысли. Сужен круг профессий, с представителями которых приходится общаться. Получается легковесность, заигранность. Портится художественный вкус.

Главной проблемой актерства он считает страх. Когда боишься, что откажешься, не станут звать. Что потом не от чего будет отказываться, а главное, если предложат, наконец-то, настоящую роль – окажешься к ней неподготовленным. Джигарханян говорит, что или нужно быть в системе, или уходить совсем на пенсию, сидеть в скверике. Заметим, что актеру в то время было 44 года, сегодня 85, а он и сейчас работает.

Да, нужны «звезды», узнаваемость, ему – не для того, чтобы пропускали вперед в магазине, а чтобы противостоять серости. Для этого находишь силы лишь с годами. Когда актер уже свободен от опасения, что его не позовут, не предложат.

Существует сила авторитета, оказывающая порой на зрителя просто гипнотизирующее воздействие. Был бы такой успех у фильма «Отец солдата» Резо Чхеидзе, если бы главную роль не играл Серго Закариадзе? Возможно, не ему понадобилось бы больше времени, чтобы обратить в свою веру зрителя.

Позвал в ленту «Последнее танго в Париже» Бернардо Бертолуччи Марлона Брандо, чтобы зритель сразу ему поверил. 

Джигарханян говорит, что ему часто предлагают сниматься – в самых разных ролях. Предлагают без зазрения совести  и роли плохие, и роли чужие, что раздражает больше всего.

Тут мы сделаем небольшое отступление, чтобы поспорить с максимализмом Армена Борисовича. 29 декабря 1969 года зрители постановки «Разгром» по роману Александра Фадеева увидели на сцене невысокого, сутулого человека в потертой кожанке — таким предстал в спектакле Марка Захарова Армен Борисович, сыграв командира отряда Левинсона.

Единственный раз, когда режиссер Андрей Гончаров отдал Джигарханяна в чужие руки, — это и был спектакль «Разгром». Актер, который начинал репетировать эту роль, режиссеру не понравился. А когда на его место пригласили Джигарханяна, образ стал более динамичным.

Далее актер пишет: «Сегодня никто не позволяет себе роскоши 7 лет писать, 8 снимать, 9 монтировать. Сроки сжались максимально». В 1980е актер писал это, даже не подозревая, на каких скоростях окажется театральный и киномир в наше время. Джигарханян обладает бешеной работоспособностью, и удивительно, сколько он успел сделать уже к тому времени, когда прошел жизнь до половины. Здесь и роли в Ереванском драматическом театре им. Станиславского (27 ролей), в Ленкоме и в театре им. Маяковского, огромное число радиоспектаклей.

«Хочу радоваться, когда меня узнают на экране, когда к моим героям хорошо относятся, когда после фильма и спектакля с моим участием не спят по ночам…»

Джигарханян задает себе вопрос: если бы знать в процессе работы, отчего фильм получится хорошим и отчего плохим! В качестве неудачи он приводит фильм Юрия Карасика «Чайка» по пьесе А.П. Чехова (1970 г), партнерами стали Алла Демидова, Людмила Савельева, Юрий Яковлев, Ефим Копелян, а фильм не получился.

Он вспоминает слова Федерико Феллини о том, что сцена – это еще не кино, другая сцена – тоже не кино, и то, что их соединяет – тоже еще не кино. Кино – это то неуловимое, что между сценами». 

Главным врагом в искусстве, который истощает и эксплуатирует, он называет не очень хорошую драматургию. Глубоко верит, что сыграть Шекспира плохо нельзя. Плохо настолько, чтобы зритель встал и ушел. Ведь можно рвать страсти, переигрывать – все равно Шекспир потрясет крупностью страстей, слогом.

Бедой искусства он называет и то, что оно становится индустрией. Когда актеры вынуждены выступать в клубах, совсем для этого не приспособленных. Станиславский, изучая незнакомый зал, садился на каждое место и запрещал продавать неудобные места. А сегодня (в 1980-е) на билетах пишем «неудобные», продаем без зазрения совести.

Что может спасти от изматывающего ритма жизни, от усреднения актерского искусства и зрительского вкуса, от творческого истощения? Выстраданное знание того, что это на самом деле происходит и будет происходить. Желание этому сопротивляться. И уверенность в том, что сопротивление возможно. Постоянное аккумулирование в себе идей. Воспитание и развитие вкуса. Становление духа.

Учитель Джигарханяна говорил (скорее всего, имеет в виду Армена Карапетовича Гулакяна в Ереванском театрально-художественном институте), что надо жить играючи. И не суетится – добавляет от себя. Тогда и ожидание самолета в аэропорту не пройдет зря, не потеряете время в купе «Красной стрелы».

Актер вспоминает слова Эрнеста Хемингуэя: «Я люблю писать утром, потому что я злой». Джигарханян считает, что и злость нужно претворить в благо. И после 14 часов сидения в аэропорту сыграть, натянув парик Фердинанда, совершенно конкретную любовь к Луизе, чтобы зал ахнул.

По материалам журнала «Театр» Валерия Олюнина