Баку, 1990: “Как сволочи стали шахидами, а погибшие советские солдаты — свиньями и садистами”

18 января, 2022 - 12:57

13-19 января 1990 года кровавые дни в истории азербайджанской столицы: целую неделю в городе происходили масштабные погромы и убийства бакинских армян. Подогретая нескончаемыми националистическими митингами чернь по заранее подготовленным адресам вламывалась в квартиры армян, грабила, насиловала и убивала своих сограждан. Насилие и погромы также коснулись русских, евреев и даже азербайджанцев, защищавших своих соседей и друзей-армян. Только когда под угрозой оказалась советская власть, президент СССР М.Горбачев подписал указ о введении в Баку режима чрезвычайного положения и вводе советских войск.

Прошло 32 года. С тех пор появилось немало очерков и воспоминаний, написанных разными авторами. Мы не случайно предлагаем документальную повесть «Конечный результат» русского писателя Михаила БУРДУКОВСКОГО (на снимке справа). Бакинец, он непредвзято и объективно описывает увиденное собственными глазами: митинги, общую атмосферу и ввод войск в Баку. Его невозможно обвинить в пристрастии – все честно. Повесть М.Бурдуковского опубликована на ресурсе Проза.Ру.

Садовник Алиева, или Партбилеты в тазу

«Прощай, Баку! Тебя я не увижу!» — вдруг начал декламировать дрогнувшим голосом мой отец. Соседи не дали договорить. «Что вы, что вы, Алексей Алексеевич! Не надо так! Вы же приедете…» — говорили они обманные слова.

Оставалось еще несколько бестолковых часов, и я захотел в последний раз зайти в свою школу №151. На удивление, рядом с проходной никого не было, и я каким-то третьим за спинами учащихся просочился в вестибюль. В школе стоял все тот же запах, волнующий теперь до слез. И даже на втором этаже, где я учился в начальных классах, сохранился длинный, поблекший от времени, плакат за стеклом «Правила поведения учащихся». 1 пункт, за ним 2 пункт… столбиком… столбиком.

Снимай не снимай на мыльницу, это уже перевернутая страница прошлого.

Спустившись к выходу, я все же остановился, увидав то, чего не было при мне. На одной широкой стене в вестибюле красовалось запредельных размеров изделие школьников: плакат, посвященный президенту Азербайджана Гейдару Алиеву. Фото Алиева со школьниками в Турции. Алиев повязывает галстуки школьникам в Нахичевани. Наш дорогой Гейдар Алиев в Пакистане. Каирская молодежь приветствует… Гейдар Алиев совершает хадж в Мекку… Японские друзья приветствуют…

Я отходил окатанный послевкусием… Раньше здесь висело про Брежнева. Правда, не в таком количестве. Но, проходя мимо второй стены вестибюля, что возле входа в раздевалку спортзала, пришлось остановиться возле совершенно другой выставки. На стенке было вывешено несколько больших ватманских листов с рисунками школьников. Творчество юных. Разными школьниками, разными карандашиками и красками были собраны на стенде рисунки на одну тему, заявленную на русском и азербайджанском языках крупными черными буквами: «ЗВЕРСТВА РУССКИХ СОЛДАТ В БАКУ». Зеленый танк с громадной красной звездой на башне едет по улице и стреляет оранжевыми линиями… Из-под него льется кровь во все стороны… Солдат в каске со звездой прокалывает штыком девочку на улице… Солдат стреляет в детей, стоящих шеренгой на улице. Дети, наверное, только что вышли из школы и в руках у них цветы и портфельчики… Русский танк раздавил маленькую девочку, ее голова и портфельчик разлетелись по обе стороны от коричневой грязной гусеницы…

Я стоял и медленно усваивал то, что эти рисунки постоянно рисуют школьники, им рассказывают об этом взрослые, а те, кто постарше, ежедневно видят эти рисунки. Потом взрослые взрослеют, мудреют и стареют. Дети вырастают и приезжают в Россию, кто учиться, а кто торговать. Они там улыбаются нам в лицо, но в душе у них вот эти рисунки…

Две стены, стоящие рядом. На одной восторг перед своим президентом Гейдаром Алиевым. На другой — танки, раздавливающие детей и их школьные портфельчики… Это две стороны одной медали, которой азербайджанский народ сам себя наградил.

Что же произошло на самом деле в Баку в ночь с 19 на 20 января 1990 г.? Давайте вспомним. Иногда бывает полезно.

Мой родной Баку… Площадь Ленина перед Домом правительства. Она кажется больше и просторнее Дворцовой, потому что напротив Дома правительства за ней открывается бульвар и море…

В память врывается декабрь 88-го, когда здесь несколько суток подряд шел яростный митинг. Требования к первому секретарю ЦК Везирову и Горбачеву, выполнимые и невыполнимые, были собраны в один обжигающий души ком, которым можно было удерживать оскорбленный народ на холодной площади бесконечно… Немедленное решение карабахской проблемы… Создать Азербайджанскую автономию в Армении… Руки прочь от заповедных лесов Карабаха, где армяне начали строить свой комбинат…

На этих митингах народный трибун Неймат Панахов, протестуя против вырубки леса армянами в Топханинском заповеднике Нагорного Карабаха, возглашал: “Мы не боимся, что замерзнем на площади. Для этого мы срубим все деревья, которые растут вокруг площади, подожжем Дом правительства и будем греться!” До сосен бульвара дело не дошло. Разломали и пожгли только скамейки в округе… Костры, костры, костры разводились через каждые 5-6 метров, выжигая асфальт и согревая по ночам митингующих… Потом было объявление бессрочной голодовки… Палатки на площади… Призывы к свержению существующей власти… Разгон митингующих… Первый комендантский час в Баку… Образование Народного фронта…

На этой площади перед Домом правительства вот на таких же митингах объявляли о выходе из партии известные ученые, народные поэты и просто любимцы толпы вроде бывшего алиевского садовника Неймата Панахова. Форма была иной. Выступающие посылали проклятья Москве, которая “продала Карабах армянам”, Компартии, которая поработила национальную самобытность азербайджанского народа…

— Мы гибнем! Наши юноши уезжают в Россию и женятся там. Наши девушки вынуждены позорить себя тем, что выходят замуж за русских… — обращался к сердцам азербайджанцев народный поэт Бахтияр Вагабзаде и торжественно под восторженные крики рвал свой партбилет и бросал его в громадный таз, где уже горели партбилеты предыдущих ораторов…

С этой площади через год с небольшим разгневанный народ, повинуясь призывам лидеров Народного фронта, вышел на проспект Ленина и начал резню в Арменикенде…

Женщины в черном: камнепад ненависти

Люди, которые под канонаду перестроечных пассажей решили, что их время пришло, что можно попробовать сыграть и даже выиграть власть в Азербайджане, хорошо понимали: для них возможна лишь одна игра, опасная и рискованная, — организация кровавой смуты. Только на гребне людского горя, отчаяния и неверия, только при разрушении существующей формы власти, через государственный переворот появится случай схватить этот маленький кусочек земли у западного побережья Каспийского моря.

Повод для смуты нашелся быстро. Неразрешимый вековой конфликт вокруг принадлежности Нагорного Карабаха оказался подходящей бездной, из которой для своего народа можно было черпать бесконечно ненависть к армянам, русским, Москве, Кремлю, ЦРУ, вплоть до Папы Римского, если понадобится. Кровь и ненависть разрушительным селевым потоком разлились по республике, порождая новую кровь и новую ненависть. От режиссеров постановки этого эпизода истории требовалось лишь умение пользоваться селевыми потоками коллективных эмоций, умение вовремя сталкивать камни народного гнева.

Первый камень сорвался и покатился в пропасть в феврале 1988-го. Доведенные до последней черты в своем горе и отчаянии, азербайджанские беженцы оказались в нужном количестве и в нужном месте: в Сумгаите. Мгновенно население города всколыхнули митинги, на которых впервые на всю, кипящую возмущением, площадь перед горкомом партии в присутствии первого секретаря прозвучал лозунг “Смерть армянам!” Вовремя прибыли вагоны с трупами якобы из армянского города Кафана. Из вагонов кое-где прерывающимися струйками медленно стекала кровь. В толпе оказались и несколько женщин в черном, которые начали голосить, рвать на себе волосы и требовать возмездия за кровь азербайджанских сыновей. И совсем точно отработали исполнители, направлявшие толпы подростков, “поймавших кровь”, по нужным улицам, домам и выполнявшие все, что им заказывалось: убийства, грабежи, поджоги, нападения на роддом — все-все, что сталкивало с горы кровавую глыбу, камнепад ненависти от которой растянулся бы надолго.

Но одним камнепадом землетрясения не вызовешь. Одно кровопускание к войне не приведет. А она была так необходима. Только пламя крупномасштабного межнационального военного конфликта могло расплавить конструкцию повышенной прочности — государственное устройство республики. И процесс пошел… Потоки беженцев с новых и новых, отбираемых армянами, азербайджанских земель, оскорбительные провокационные выходки недавних добрых соседей, забастовки, митинги, и, как следствие, — образование Народного фронта, организованной формы противостояния существующему режиму. Дальше — полная блокада враждебной Армении, начало боевых действий и приближение почти вплотную к заданной цели — утверждению в массовом сознании азербайджанцев простых и понятных суждений:

— армяне — звери, которых необходимо уничтожать;

— русские помогают армянам, значит, их надо изгнать;

— правительство слушается русских, его надо прогнать, арестовать, судить народным судом;

— республика и коренное население тогда решат свои проблемы, когда станут самостоятельными;

— только мусульманский мир поможет народу в его вековой борьбе с армянами;

— есть такая организация и есть такой человек, способный решить все проблемы, которому верит, которого знает и любит весь народ.

Москва не суется. Боится. Значит – пора

К январю девяностого года камнепады народного гнева вызвали, наконец, землетрясение. Солнечный Азербайджан стремительно распадался на куски. Боевики Народных фронтов в районных центрах республики без боя захватывали власть, прогоняли первых секретарей обкомов и выставляли свои вооруженные патрули у дверей госучреждений. Руководители народных фронтов “временно” садились в кресла председателей райисполкомов и начинали теперь сами… распределять квартиры. Как это способствовало решению проблемы Карабаха — никого не волновало. Ненависть и неверие в народе делали чудеса, позволяя творить все, что хочется, якобы для его блага.

Последним пробным камнем стали армянские погромы в Баку. Два дня массовых убийств показали: Москва не суется. Боится. Значит — пора.

К середине января Баку уже был в руках хорошо организованной силы — Народного фронта, а точнее — людей, которые управляли им, а еще точнее — у тех, кто оплачивал подготовку и осуществление переворота.

К 19 января город, завороженный небывалой и рискованной игрой реальной и официальной власти, происходящей у всех на глазах, затаив дыхание, ждал развязки. Прекратило вещание телевидение. Не отвечали телефоны на вызовы 02. Бухта была занята вооруженными до зубов судами Каспийского морского пароходства, перешедшими на сторону боевиков. Один из двух военных аэродромов был выведен из строя. Все военные части окружены, входы и выходы завалены баррикадами и охранялись вооруженными людьми с красными повязками на лбах.

Мы, несчастные русские люди, как тени ходили по взволнованному городу. Историю делал кто-то без нас. Быстро и весело поднимались баррикады. На всех шоссе, входящих в город, устанавливались посты, чтобы пропускать идущий транспорт после проверок документов вооруженными парнями, называвшими себя патрулям. Резко выступила грань между нами, русскими, и ими, азербайджанцами. Они жили у себя дома и знали все, что будет завтра. Мы этого не знали и, видя эскалацию глупого восторга у местного населения, думали только об одном: “Боже! Когда же войска введут?! Когда это кончится? Там, наверху, не видят, что ли?”

Землетрясение происходило и в душах азербайджанцев: понятия о дозволенном и недозволенном теряли форму, размывались. То, что на одной стороне улицы в Баку называлось беспорядком, на другой, — в штабах Народного фронта, уже давно работающих в каждом районе города, в штабах, забитых оружием и награбленным во время погромов добром, — там это гордо называлось борьбой за независимость. Одна и та же газета, публикуя призывы активистов Народного фронта, тут же публиковала материал, пришедший из горкома партии.

“…В последние дни в правоохранительные органы республики стали поступать многочисленные сигналы и заявления граждан о том, что ряд руководителей и членов неформальных организаций готовится… осуществить пикетирование административных зданий ЦК, Совета Министров, КГБ, МВД, Прокуратуры и других организаций. Высказываются намерения захватить эти здания, учинить в них погромы, парализовать в них работу государственного аппарата.

Очевидно, что речь идет о спланированной определенными силами противозаконной акции, направленной на подрыв существующей системы государственно-политического управления. Характерно, что все это выдается за “патриотическое движение” народа, борющегося против бюрократизма, социальной несправедливости, за скорейшее решение проблемы НКАО. На самом же деле эти силы, не сумев добиться своих целей политическими методами, решили достичь перевеса в свою пользу насильственным путем. Апеллируя к не имеющей политического опыта молодежи, призывая ее “вступить в священную борьбу”, они рассчитывают столкнуть ее с силами охраны порядка, спровоцировать кровопролитие.

Обращаясь к гражданам столицы, Бакинский горком партии и Бакинский горисполком призывают не поддаваться на провокации, решительно пресекать любые призывы к насилию, проявлять мудрость и выдержку.” (Газета “Бакинский рабочий”, январь 1990 года. Статья “Призыв к разуму”.)

Но молодые люди, ослепленные идеей освободительной борьбы, не задумывались всерьез над последствиями происходящего. Они переворачивали машины, тащили на баррикады из перевернутых бензовозов и строительных кранов камни, ящики, всякую ерунду, называя это, с легкой руки своих активистов, обороной и радовались слухам, что завтра у них будет “своя” власть, которая выгонит армян, русских, провозгласит независимость и вернет Карабах. “Цвети родной Азербайджан без русских и армян!”, “Мы кормим Россию! Хватит!”, “Долой иноверцев!”, “Долой Везиряна!”

 Положим конец изменникам народа

Вечер 19 января… Небольшая площадка перед фешенебельным зданием ЦК Компартии республики занята, как плацдарм, представителями “патриотического движения”… Ежедневные манифестации перед непроницаемыми красноватыми окнами многоэтажного исполина как-то незаметно перешли в бессрочный митинг, и само сознание того, что митингующие добились права по-домашнему свободно, “навсегда”, расположиться перед средоточием власти Азербайджана, требовать, ругать, угрожать и выставлять условия этому исполину, — лучше всяких ободряющих призывов своих вождей убеждало, что они — сила, которую там внутри, за толстыми стенами из красного гранита, стали бояться. В конце концов молодежь осмелела настолько, что пару раз уже пыталась плотной и шумной толпой пробиться внутрь здания, вроде бы для того, чтобы передать свои требования к власти.

Испуганные милиционеры дрогнули, отступили ко вторым дверям, но потом неожиданно подняли такой крик, что даже рассмешили парламентеров.

— Мы дважды брали приступом этот преступный дворец! — заявлял потом со своего привычного места на ступеньках перед толпой Неймат Панахов. — Третий раз мы будем держать в руках не бумажные требования, а автоматы и тогда посмотрим, кто победит!

В принципе, люди к решительным действиям были подготовлены. В центре митингующих ближе к ступенькам, чтобы всем было видно, стояла высокая виселица с постоянно болтающейся петлей из толстой веревки. Каждый призыв Панахова “положить конец изменникам народа!” отзывался веселыми дружными криками из толпы. Виселица при этом зловеще кивала прямо в лицо Панахову. Но снизу казалось, что она кивает Везирову, незаметно наблюдающему в каком-то одном из десятков тонированных в красный цвет окон.

Активисты Народного фронта на самом деле и не собирались бросать людей на приступ, а уж тем более вешать первого секретаря. Просто народ на площадке перед ступеньками надо было время от времени чем-то развлекать, чтобы удерживать в тонусе.

Время, замедляя свой бег все последние дни, наконец, замерло, чтобы в полночь взорваться и понестись вскачь. Власть, купленная и перекупленная, потерявшая всякое влияние на людей, отсиживалась в райкомах, окруженных повсеместно то ли пикетами, то ли бессрочными митингами и ждала. Отдавать приказы органам милиции по наведению порядка было бессмысленно. Ни один милиционер-азербайджанец не поднимет сейчас на своих резиновую дубинку. Значит это все равно придется делать русским, что устраивало обоих участников игры во власть. В конце концов, свой режим пусть сами и спасают, если успеют…

…Штурм был назначен в ночь на двадцатое. Главные силы должны были высадиться с военных кораблей прямо на бульвар в двух шагах от здания ЦК, вломиться любым путем в здание, арестовать представителей власти и объявить о переходе власти к Народному фронту. Боевики, удерживающие толпы “патриотов” возле административных зданий, лишь подстраховывали на местах, чтобы никто в райкомах по глупости не поднял голову. Назавтра к одиннадцати готовилось официальное провозглашение независимого государства… Иран уже заявил по радио о признании нового государства, если Народный фронт возьмет власть в свои руки.

Русские танки идут

И Москва, та самая, ненавистная Москва, сделала, наконец, свой выбор в разрешении… гражданского конфликта. Она сделала выбор накануне днем, заранее публично сообщив об установлении комендантского часа в Баку 19 января с 24.00.

20 января в 00 часов 20 минут колонна танков, протаранив и разметав баррикаду из сваленных в кучу машин, вступила в город. Грохот столкновения и та сила, с которой разлетелись по обе стороны от дороги самосвалы, бензовозы и прочая железная рухлядь, ошарашили “защитников города”. Еще несколько минут назад они, укрывшись за машинами, весело материли подходящую технику, а при подходе ее с удовольствием швыряли в гремящую темноту приготовленные заранее камни. Все были убеждены, что танки, как и вчера, постоят, порычат и уедут обратно. Так говорили их руководители, такие же веселые, молодые ребята. Но сейчас испуганными стайками они бегали по обе стороны от дороги, не понимая, что будет дальше и что делать.

Первые три танка вышли на Тбилисский проспект и остановились. Путь был свободен. Колонне предстояло вывести из блокады военные части в городе и занимать позиции перед государственными учреждениями на случай возможного вооруженного нападения. Но ровный, как лента, освещенный с обеих сторон оранжевым светом фонарей полночный Тбилисский проспект был заполнен отбегающими молодыми парнями, а еще дальше просматривались толпы людей всех возрастов, вышедших из дома по призывам активистов Народного фронта. “Мужчины! Выходите защищать своих женщин и детей! Русские танки идут! Выходите все на улицу!” — раздавалось из громкоговорителя на пожарной машине, которая только что объезжала ближайшие к проспекту дворы. Люди выходили скорее из любопытства, впервые в жизни слыша под окнами своего дома подобные призывы…

Военные предвидели это. Впереди танков выстроились две шеренги солдат по всей ширине проезжей части проспекта, и колонна медленно двинулась вперед. Голос из громкоговорителя, требующий разойтись и подчиниться объявленному комендантскому часу, сливался с грохотом танков и криками бегающих вокруг подростков. Солдаты шли, медленно поглощая метр за метром полотно проспекта, и, как ни странно, своим простым молчаливым движением быстро успокоили “защитников города”. Стало понятно, что можно бегать перед самым носом у наступающих солдат, ругать их, плевать на них, снова бросать камни, потому что никто вот так ни с того ни с сего строчить из автоматов по ним не станет. Солдаты чуть замедлили шаги, закрывшись щитами. Град камней нарастал и людей впереди не становилось меньше.

— Граждане Ажырбажанцы! — нервно выкрикивал мегафон из-за спин первой солдатской шеренги. — Мы пришли сюда, чтобы освободить город от армянских экстремистов. Требуем пропустить военную технику! В противном случае я имею приказ применять оружие на поражение…

Колонна прошла первые пятьдесят метров, когда среди летящих камней стали попадаться и бутылки с бензином. Солдаты занервничали, стали останавливаться, чем еще больше воодушевили нападавших. Сознание того, что они все-таки обороняют город, опьяняло, и среди бегающих по проспекту просто любопытных парней все чаще находились такие, которым удавалось поближе подбежать к вооруженным солдатам или к танкам, посильнее швырнуть камень или бутылку, погромче прокричать какое-нибудь ругательство ко всеобщему восторгу окружающих.

— Эйла, Валех! Смерть русским! Вон из Азербайджана! Джан Намик! Смотри, свалил все-таки его! Убирайтесь отсюда! — кричало со всех сторон. Одна из бутылок попала между шеренгами солдат и вызвала особенно сильный взрыв. Колонна встала. Между танками и БМП, укрываясь от камней, забегали солдаты. Кто-то побежал с носилками. Пламя не утихало, потому что горел солдат. Он метался по земле, кричал, а другие солдаты, запутавшись в своих щитах, толпились, мешали друг другу и никак не могли поймать и накрыть горящее тело. Еще одна вспышка огня вспорхнула на башне первого танка, согнав с него трех солдат под улюлюканье со всех сторон. Колонна вновь остановилась. Толпа озлобленных парней перед ней увеличивалась и уже никуда не разбегалась. Она видела свою силу.

— Вон отсюда! Назад! В Россию! — непрерывно орало со всех сторон. Никто сразу и не понял, что искры на броне танков происходят от выстрелов. Все только успели удивиться, что неожиданно с разных сторон в шеренге и на БМП попадало несколько солдат, их куда-то быстро понесли, а другие все стали быстро отбегать, хотя никто на них не наступал. Солдаты не отступали, а только прятались за танки. С крыши рядом стоящей девятиэтажки короткими очередями бил автоматчик. Неплотная толпа “защитников города” не успевала понимать ситуацию. Над их головами с нескольких машин под оглушительный шум летел сплошной поток трассирующих пуль в сторону крыши ближайшего дома. Посыпались сверху стекла, щебень. Вскоре такие же красные потоки огня понеслись к крышам и на другой стороне проспекта.

Колонна решительно двинулась вперед. На этот раз солдаты наступали быстро, расталкивая и избивая дубинками не успевавших отбежать подростков. В военных уже никто не бросал камней, но из-за деревьев то слева, то справа вспыхивали огни автоматных очередей. Солдаты наступали торопливо, прижимаясь друг к другу и высматривая по сторонам, откуда застрочит автомат. На все еще бегающих по проспекту людей уже никто не обращал внимания.

Где-то на середине Тбилисского проспекта, в трехстах метрах от памятника одиннадцатой Красной армии, среди непрерывного невыносимого крика кровавая чаша переполнилась, чуть наклонилась и пролилась…

Короткая автоматная очередь из-за спин отбегающих “защитников города” повалила часть солдат в центре первой шеренги.

Никто не услышал среди непрерывного крика матерной команды офицера.

Первая шеренга солдат на мгновенье странно шевельнулась, шагнула опять и горящие пунктиры трассирующих пуль полетели во все стороны проспекта, разрывая последнюю ниточку, связывающую нас с прошлым.

Наутро убитые ночью жители Азербайджана навечно стали шахидами, а убитые солдаты и офицеры Советской армии стали сволочами, свиньями и садистами.

(Публикуется с сокращениями)

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image