Почему быть христианином — большая ответственность? В чем состоит смысл армянской истории? Где проходит граница между верой в Единого Бога и язычеством? На эти и другие вопросы ИА Реалист ответил иеромонах Русской Православной Церкви Иоанн (в миру Джованни Гуайта), автор исторических трудов, посвященных Восточному христианству и Армении.

ИА Реалист: Вы знаете Россию с советских времен и являетесь очевидцем двух эпох. То есть Вы можете их сравнить. Скажите, а чем отличается верующий человек в России от верующего в Советском Союзе?

Иером. Иоанн: Каждые эпохи имеют свои характеристики, надежды и ожидания. И они иногда бывают обманутыми. Поэтому есть и отрицательные, и положительные моменты. Я застал последний период советского времени, потому что приехал в Россию еще до Перестройки. Конечно, положение всех церквей изменилось. Церковь в советское время была преследуемой. Причем как русская православная, так и армянская, католическая и все остальные. Это было грустно и непросто.

С другой стороны, верующие в советское время давали очень серьезное свидетельство о том, что значит верить в Бога в атеистическом окружении. Быть верующим было тогда не модно и не престижно. Верующие стали образцами для очень многих людей, потому что они были вынуждены плыть против течения. Потом случилась Перестройка.

Перестройка — это момент надежды, когда для церквей открылось очень много возможностей. Хотя поначалу многие не верили, что это продлится долго, боялись, что все вернется назад. Государство возвращало все храмы и монастыри. Церковь торопилась все вернуть, потому что не знали, будет ли дальше так, или опять все закроется. Изо дня в день все менялось коренным образом. Да, храмы возвращали, но в жутком состоянии и нужно было их до ума довести и организовать приходскую и монашескую жизни. А монашескую жизнь так просто не организуешь: нужна вековая традиция. Отсюда проистекают проблемы, которые до сих пор с нами. Но Перестройка в целом была достаточно светлой полосой для церквей и верующих с точки зрения надежд. Причем не только Перестройка, но знаменитые 1990-е годы.

Сейчас 1990-е очень часто очерняют, демонизируют, говорят, что было плохо: мафия, коррупция, бандиты. Да, это все действительно было, но, с другой стороны, была абсолютная свобода. Никакого контроля не было со стороны государственных властей. Инакомыслящий человек мог открыто сказать о своих недовольствах. И за это не было никаких наказаний.

Потом, когда после Бориса Ельцина навели больше порядка, стало спокойно, но появились другие проблемы, которые сопровождают нас вплоть до сегодняшнего дня. И то, что сегодня происходит, — это такой же поворотный момент в истории России, как Перестройка.

События нам показывают, что есть очень серьезные проблемы, в том числе мировоззренческие и нравственные.

ИА Реалист: Имеете в виду события на Украине?

Иером. Иоанн: В том числе и события, происходящие на Украине. Они имеют и будут иметь влияние на внутреннюю жизнь России, а также всего постсоветского пространства и Европы. Как историк Церкви я могу сказать, что и в прошлом были такие моменты, когда сгущаются тучи и кажется, что как будто время движется быстрее. Это, конечно, не так. Но что-то все равно меняется. Подобное ощущение часто сопровождает кризисные моменты. Мы сейчас проживаем абсолютно непростое время. Будем надеяться, что в результате это даст что-то положительное.

ИА Реалист: С какой эпохой в истории РПЦ можно сравнить нынешнее время?

Иером. Иоанн: Сложный вопрос. Мы переживаем эпохальное для Русской Православной Церкви время. Много раз святейший патриарх Кирилл говорил, что в последнее время мы открывали по одному храму в день. Так оно и было. А сейчас наступает, как мне кажется, другой момент, когда мы должны заботиться не о количестве храмов, а о качестве церковной жизни.

Ранее я упомянул, что в советское время верующие плыли против течения, а вот сейчас получается наоборот. Сейчас быть православным в России не только модно, «в тренде», но как будто навязывается «приказом по части» (улыбается). Но «приказом по части» вера никогда не получается. Вера — это свободный выбор свободного человека. Вера — это коренное изменение жизни, поведения человека. А когда это извне дается, то получается жалкая имитация, бутафория. Это строгие слова, но пришло время, когда мы (я имею в виду духовенство) должны серьезно задавать себе вопросы о качестве нашей церковной жизни. Прежде всего, духовенство, а потом все остальные.

ИА Реалист: Есть мнение, что гонения на Церковь в конечном итоге укрепили веру людей. Согласны с этим?

Иером. Иоанн: Как историк, я разделяю это мнение. Так было не один раз в истории Церкви. Эпохи гонений закаляют верующих. Когда все очень хорошо, когда объятия с государственной властью очень тесные, то начинаются внутренние церковные проблемы. Например, в истории Церкви IV век был период легализации, а потом и принятия христианства — сначала в Армении, а потом и в Римской империи. Это замечательно, когда власть дружит с Церковью.

Но нельзя быть христианином только потому, что человек — русский, армянин или итальянец. Быть христианином — очень серьезная ответственность. Это означает руководствоваться христианской верой в каждое мгновение и каждом обстоятельстве жизни. Это процесс, очень непростой рост. Поэтому в периоды, когда было трудно, христиане становились намного сильнее, чем когда могли расслабиться. В жизни человека тоже так: когда все нормально, мы расслабляемся, а когда есть трудности, мы задаемся серьезными вопросами.

ИА Реалист: После серии диалогов Вы написали книгу о католикосе всех армян Гарегине I. Что Вас больше всего удивило в этом выдающемся человеке?

Иером. Иоанн: Мне кажется, что Армения не совсем поняла и оценила по достоинству католикоса Гарегина I. Он был человеком мирового масштаба по своей эрудиции, образованию и по духовной жизни. Поэтому я написал про него книгу. Я намеревался сделать такую книгу из диалогов с каким-нибудь видным иерархом какой-либо восточной церкви. Я достаточно долго искал собеседника, и когда познакомился с католикосом Гарегином, понял, что это и есть тот человек, с которым я бы хотел обсуждать какие-то вопросы.

Потому что я понимал, что он будет говорить не конъюнктурно, а то, что на самом деле думает. Я мог задавать ему все самые разные вопросы как по истории Армянской Церкви и Армении, так и по истории Церкви в целом, о его личной биографии, и вопросы, которые задает себе каждый человек, независимо от того верующий он или нет: о смысле жизни, почему мы страдаем, почему мы умираем. Ведь если Бог есть любовь, почему Он может допускать такие вещи, как землетрясение в Спитаке, или Геноцид армян? Почему умирают дети? Есть вещи, которые я услышал от католикоса, и они меня поддерживают до сих пор.

Часть моего священнического служения — это детский хоспис. Умирающие дети. Я очень часто привожу слова Гарегина I родителям этих детей. Они не знают кто он такой. «Католикос» переводится как верховный патриарх, в Православной Церкви это слово не так часто встречается. То, что он говорил именно о страданиях невинного праведника, — это было настолько проникновенно, настолько глубоко, что до сих пор я задумываюсь. Я вовремя написал эту книгу, не зная об этом. Одну из последних глав — о страдании и смерти, мы записывали, когда были самые первые симптомы его болезни, которая за считанные месяцы забрала его жизнь.  

Католикос был человеком очень глубоким. До сих пор его слова помогают, прежде всего, мне и родителям умирающих детей.

ИА Реалист: У истории каждого народа есть свой смысл. В чем, на Ваш взгляд, заключается смысл армянской истории?

Иером. Иоанн: Такие вопросы — это как разговоры о русской душе… (смеется). Наверное, у каждого народа есть свое специфическое призвание. Вот в Библии мы читаем, как Бог призывает Авраама. И в его лице потом призывает весь народ Израиля. Как Бог призывает людей, так он призывает и народы. Поэтому есть особое призвание у каждого народа.

Так получается, что в армянской истории очень много тяжелых страниц. После книги о католикосе я написал книгу об истории Армянской Церкви, где об этом также идет речь. Был Геноцид 1915 года, однако проблемы, войны и истребления происходили в армянской истории значительно раньше.

Историческая Армения — а это пространство намного больше, чем Республика Армения — геологически является очень нестабильным регионом. Поэтому там часто происходят землетрясения, извержения вулканов и прочее. Бывшая армянская столица Ани была полностью разрушена землетрясением. И это повторялось много раз в истории Армении. Почему такая непростая у них судьба? Наверное, поэтому армяне такие загадочные, что часто задаются вопросами о своем предназначении, призвании, о том, что значит быть армянином.

Когда человек страдает, он задает себе серьезные вопросы. Только тогда он начинает по-настоящему рефлексировать, обдумывать. Поэтому в Армении были замечательные писатели, художники и философы. Страдая, армянский народ был вынужден задавать себе такие вопросы.

Один из ответов на поставленный вопрос — это верность Богу. Не всегда христианская вера была причиной их страданий, но всегда была та сила, которая помогала выйти из положения.

Как часто бывает в истории, даже после испытаний всегда получается какое-то благо. Вот Геноцид, который породил диаспору. В диаспоре армяне проявили себя как не очень многие народы, они смогли выпустить корни в те страны, где жили, став полноценными гражданами и патриотами новой родины, оставаясь при этом армянами. Можно привести очень много примеров. Это очень увлекательно и жгуче актуально на фоне сегодняшних событий.

В «Послании к Диогнету», которое считается одним из первых текстов христианской литературы, говорится, что христиане — везде «пришельцы», даже у себя на родине они иностранцы, потому что их отечество — это Небо, Царство Небесное.

Существует такое понятие как «национализм». Обычно оно имеет отрицательное значение. Похоже, но более положительное понятие — «патриотизм», любовь к Отечеству. Но и это чувство может стать совсем отрицательным, когда человек превозносится, ставя свой народ и свою культуру выше всех. Значит, он будет недолюбливать, осуждать всех остальных, либо презирать, ненавидеть и уничтожать.

Христианин может дорожить своей Родиной, но он должен четко осознавать, что является гражданином другого Отечества — Царства Небесного. Как написано в Священном Писании, наше Отечество — это Царство Небесное.

Мне кажется, армяне сочетают патриотизм, который проявляется в любви к исторической Родине, христианский альтруизм и трезвый реализм. Ведь армяне обычно не остаются чужаками там, где они живут.

Я сам всю сознательную жизнь живу за рубежом. Уехав из своей страны еще подростком, я всегда жил за рубежом. Но тем не менее я продолжаю ощущать себя итальянцем. Считаю, что в духовном плане для христианина это очень важно. Тем более если он всю жизнь не выезжал за пределы своей деревни. Поскольку христианин — это гражданин Царства Небесного, его Отечество находится на небесах. Сочетание этих двух вещей — свойство многих армян. Быть патриотом, любить свое Отечество, но и жить полноценной жизнью за пределами своей Родины.

ИА Реалист: В книге «Ислам непричастен к их деяниям» Вы через свидетельства араба Файеза эль-Гусейна даете понять, что причиной Геноцида армян был турецкий национализм. С этим не поспоришь. Хотя, наверное, здесь надо различать понятия «нацизм» и «национализм». Если турки убивали армян не как мусульмане, то они это делали как кто?

Иером. Иоанн: Они это делали в силу узкого национализма, экстремизма. Мой земляк итальянский писатель Луиджи Пиранделло говорил, что «все слова пусты, и мы их заполняем смыслом». Поэтому надо договориться о смысле слов. Нацизм — это когда ты превозносишь себя и свою культуру, и презираешь других. А есть патриотизм, когда ты просто любишь свою страну и ее культуру.

Помимо католикоса Гарегина I, в своей жизни я встретил еще одного замечательного человека — православного священника и мученика Александра Меня. Он в каком-то смысле открыл мне двери Православия, потому что именно в нем я увидел улыбающееся лицо Православия. Отец Александр говорил одну вещь, почти банальную, но очень важную: «Мы все любим свою маму. Любовь к маме не предполагает ненависти к матерям других людей» (улыбается).

ИА Реалист: Это гениально.

Иером. Иоанн: Увы, так иногда бывает с этим национализмом, который переходит в экстремизм. Это объясняет войны и очень много печали.

Думаю, турки истребили армян потому, что они придерживались государственного национализма. В силу своего крайнего национализма они решили убрать армян, которые своей неудобной общиной занимали центральную часть территории, которую турки уже считали своей. Армянская община в их представлении была слишком независимой, образованной и богатой. Поэтому турки решили их убрать.

Конечно, роль еще играл тот факт, что армяне были христианами, но я, как историк, считаю, что это не была первопричина Геноцида. Турки в 1915 году убивали также тех немногих армян, которые исповедовали ислам. Кроме того, после армян они взялись за греков, сирийцев, ассирийцев. Позднее за курдов. Они хотели уничтожить все, что отличалось от общетурецкого. В этом как раз и заключалась беда.

ИА Реалист: Но их государство, построенное на крови, пока держится.

Иером. Иоанн: Да, пока держится, но с большими проблемами. Часто так было в истории. Я недавно посетил Стамбул. Очень люблю этот город. Для меня, как православного человека, это дорогой сердцу город. В его истории было много ужаса, связанного не только со взятием Константинополя турками.

Увы, мои предки венецианцы в 1204 году также взяли город, также насиловали и убивали. Это был Четвертый крестовый поход. Бывают такие места с тяжелой судьбой.

Тем не менее, это прекраснейший город во всех отношениях. Так же и вся страна прекрасна. И ландшафт, и архитектура, и история — хоть и тяжелая. Там находится колыбель мировых цивилизаций. Армянское нагорье, Каппадокия… Те места, где с армянами жили и сирийцы, и ассирийцы. Слава Богу, я достаточно долго путешествовал по сегодняшней Турции, был в Западной Армении. Я видел всю историческую Армению — Ван, Ани, Карс и Диярбакыр [Тигранакерт – ИА Реалист]. Там все очень красиво, но с очень непростой историей.

ИА Реалист: Где проходит сегодня граница между язычеством и верой в Единого Бога?

Иером. Иоанн: В нашем сердце проходит эта граница. Мы все так или иначе отчасти остаемся язычниками. Мы должны каждый день вспоминать о том, что мы христиане, что мы выбрали Христа. В самом начале чинопоследования Крещения есть отречение. Человек должен отрекаться от Сатаны, «от всех ангелов его» и от всякого служения ему. Но это же отречение нужно повторять каждое утро в своем сердце, открывая глаза.

Язычество означает поклонение другим богам, но этими языческими богами могут быть деньги, здоровье, благосостояние и так далее. Или суеверие. Освобождение от этого и есть эта грань между язычеством и христианской верой.

ИА Реалист: Понимаем, что у Вас мало свободного времени, чтобы мечтать, но все же… О чем Вы мечтаете в свободное от службы время?

Иером. Иоанн: Я мечтаю о том, чтобы стать лучше. И не только мне, но и всем нам. Я итальянец, очень люблю армянскую культуру, живу в России. Я люблю и почитаю культуры итальянского, армянского и русского народов. Хочу, чтобы итальянцы, армяне и русские, чтобы мы все и другие народы стали лучше. Чтобы все мы жили в более цивилизованном и гуманном мире. Чтобы мы научились уважать друг друга. Когда мы думаем и поступаем по-разному, когда у нас разные убеждения, мы должны научиться сосуществовать и жить в терпимости, в уважении. Это моя главная мечта.

Каждая мечта для христианина — это одновременно и молитва, потому что мы верим в чудеса. Поэтому может произойти такое чудо, что на самом деле все мы станем более терпимыми, цивилизованными и гуманными. Но, с другой стороны, мечта — не только молитва, она еще и призыв. Господь тебя призывает самому что-то делать, чтобы ускорить этот процесс. Когда ты можешь что-то доброе делать другим — своим и чужим — ты тем самым ускоряешь этот процесс гуманности и цивилизации.  

Все знают, что в Евангелии есть одна притча, которая является словесной иконой. Она изображает и показывает, что означает быть христианином и просто человеком. Это притча о добром самарянине, которую Иисус Христос рассказывает, когда его спрашивают, кто является моим ближним. И вот он рассказывает о человеке, который шел из Иерусалима в Иерихон. Его избили и ограбили разбойники, оставив без всего. Далее все как в театре. Мимо проходят разные люди и по-разному реагируют. Первый проходит священник и ничего не делает, потом левит (диакон того времени). Все его видят и ничего не делают. Потом проходит самарянин, который по понятиям того времени считался иностранцем и еретиком. Кто такой еретик? Тот, который верит неправильно.

Многие православные так смотрят на инославных — других христиан: на католиков, протестантов, армян… Они христиане, но не «наши». Они верят, но «не совсем правильно». Ровно также иудеи и галилеяне смотрели на самарян. Но этот еретик оказался единственным, кто понял, что значит быть ближним. Он взял на себя проблему другого человека, его горе, его несчастье, его болезни, его раны. Прохожий-самарянин не знает этого человека. Но он не только останавливается, чтобы перевязать ему раны, «возливая масло и вино» (антисептик того времени). Он берет его с собой в гостиницу, где остановился. На следующий день, видимо, незнакомому еще не стало лучше — и самарянин оплачивает для него гостиницу. И еще обещает дополнительную плату хозяину гостиницы, если тот еще истратится на постояльца.  

Вот я часто задумываюсь: кто бы из нас так поступил с незнакомым? Сколько есть бомжей в Москве… максимум, что многие люди делают — оставляют им какие-то копейки и идут своей дорогой. А самарянин поступил совершенно по-другому.

Такая крайняя забота о незнакомом человеке со стороны иностранца-еретика, которую нам в Евангелии показывает Христос, и означает просто быть человеком.

Поэтому вот моя мечта — чтобы я и другие могли приблизиться к такому образцу.