Вартуш Сергеевна Кайсинова (Крбашян) поделилась с редакцией Армянского музея переводом рукописи рассказа Арутюна Калайджяна «Кровавыми дорогами», повествующего о гонениях армян в Османской империи. Рассказ передает не только исторические события, но трагизм того времени, когда многие армянские семьи были разрушены и лишились домов, семейных связей и привычного образа жизни.

В 1969 году по инициативе известного армянского писателя Серо Ханзадяна житель города Сухуми Арутюн Калайджян пришел брать интервью у Джиана Карапета, живого свидетеля уничтожения амшенских армян во времена большой резни в населенных пунктах Понта Османской империи. 

Позже рассказ «Кровавыми дорогами» о судьбе Джиганяна Карапета войдет в книгу «Голос Амшена», которая будет издана в Ереване на армянском языке небольшим тиражом в 1971 году. К Вартуш Сергеевне обратилась внучка Джиана Карапета, Сусанна Варданян, с просьбой перевести на русский язык рукопись рассказа, которая хранится у них дома. Сегодня мы публикуем рассказ Арутюна Калайджяна «Кровавыми дорогами».

Кровавыми  дорогами

Арутюн Калайджян

Перевод с армянского: Варда Корбаш

Кратким, низкорослым и удивительно приятным внешностью старцем оказался мой собеседник Джиганян Карапет. Ему сейчас 85 лет. Он родился в 1883 году в небольшом городке Турции с армянским населением под названием Мерзифон. Вот что он мне поведал про амшенских армян.

Наш город был маленьким: три церкви и две школы. Недалеко от Мерзифона находился большой армянский храм с приютом. Мой отец, достаточно настрадавшийся от бесчинства со стороны местных чиновников, в 1905 году решил сменить место жительства, и мы всей семьей переехали в село Бафра на окраине Самсуна.

В Бафре проживало 450 семей, среди них и армянские. В поселке имелись одна армянская церковь и школа. Когда началась большая резня в 1915 году, моих родителей, четверых братьев и трех сестер турки погнали в сторону Аваза и по пути всех убили. Я не попал в руки к ним лишь потому, что к этому времени уже числился среди беглых. Мое бегство от властей случилось по следующей причине: во время трехдневного погрома армянского населения в городе Адане, где зверски уничтожили до 30 тысяч человек, турки насильно отобрали красивых девушек и увезли в рабство в Трабзон.

Там их спрятали в одном из высотных домов города. Однажды заключенные девушки услышали армянскую речь. Мужчина по имени Погос стоял перед домом, где держали пленниц и занимался торговлей. Девушки, убедившиеся в достоверности услышанного, решаются бросить ему записку из окна: «Божий ангел, спасите нас, армянских девушек из Адана!».

Записку Погос отнес в церковь. По требованию Вардапета (наставника армянкой церкви) Вали — губернатор города Трабзона, приказывает доставить к нему девушек. Однако из семи пленниц привозят только пятерых, а двое пропадают бесследно. Убитые горем родные обращаются к населению с просьбой сообщить, если вдруг обнаружат их след. Мой отец каким-то образом разузнал про девушек. Из Трабзона их перевозили в сторону Синопа. Через односельчан он передал мне, чтобы я помог найти несчастных. Уточнил их местонахождение, спросил у знакомых армян или влиятельных турок.

В это время у меня в Синопе была торговая лавка, где я продавал серебряную посуду и украшения, созданные руками моего отца. В районе Синопа своим приближенным я рассказал о ситуации девушек из Адана, и они обещали помочь мне в поисках.

В Синопе жил богатый турок по имени Шебет-бей, он был зятем такого же богача, трабзонца Али-мастера. Шебет-бей в лесах Боябата занимался древесиной, имел огромное число наемных работников. Он часто ездил в лес, длинная дорога проходила через село и терялась в дремучем лесу.

Однажды Шебет-бей в сопровождении двух молодых вооруженных ребят направились к своим владениям. По пути они решили заехать в гости к советнику села по имени Мустафа. После недолгого разговора о пустяках, Мустафа спросил:

— Почему твои гости молчат?

— Они грузинские беженцы из России, нашу речь не понимают.

— Kрасивые лицами парни, — удивляется хозяин, — Жаль, что не понимают наш язык.

— Да, жаль, — кивает Шебет-Бей, — Ничего, научатся.

Один из парней вышел из дома и перешел дорогу на другую сторону. Мустафа наблюдая за ним, догадался, что сопровождающие Шебет-бея не мужчины, несмотря на мужскую одежду и чалмы на голове. Мустафа не стал терять время и сообщил мне о двух подозрительных парнях. Я собрал знакомых храбрецов, и мы отправились искать Шебет-бея.

Идя по Бояратскому лесу, мы вскоре встретили курдский кишлак. Хозяин вышел из него и спросил:

— Куда вы идете и какой вы нации?

— По национальности мы турки, — соврал я, — В этих местах торгуем табаком.

— А где ваш табак? — подозрительно поинтересовался курд.

— Идут вслед за нами, — снова соврал я, — Сможем продать?

— Будьте уверены, Щебет-бей весь табак у вас купит. У него в этих лесах множество работников-дровосеков, вот для них и купит.

В этот момент к нам подошел неизвестный, ведущий за поводок ишака.

­ — Этого человека зовут Минас, он — неверный,  служит Шебет-Бею. Минас пожал нам руки и спросил, что мы тут делаем.

— Имеем табак для продажи, ищем покупателей…

Минас, что-то пробормотал себе под нос и выразился на армянском: «Безбожники».

Наш друг Левон еле удержал смех. Я бросил на него недовольный взгляд. Минас предложил сопроводить нас к Шебет-бею. Он со своим ишаком пошел вперед, а мы последовали за ним.  Узкая дорога проходила через заросли, пасмурная и тусклая погода была удручающей, только пение и щебетание птиц радовало нас. После долгого пути мы дошли до оного дома, который находился в гуще леса. Из дома вышел высокий мужчина с черными глазами и бровями примерно сорока лет. К нему подошел Минас и произнес, указывая на нас:

— Эти люди мусульмане, у них хороший табак для продажи, Бей-ага.

Бей-ага и оказался Шебет-беем. Он подошел к нам и поприветствовал.

— Очень хорошо, я куплю у вас весь табак.

Перед домом на зеленую лужайку он постелил ковер и предложил нам присесть для переговоров. Однако мы не только не стали этого делать, но и ему не позволили. Набросились на него и связали ноги и руки. Минас увидев такую картину, сильно перепугался и, бросив своего ишака, решил бежать. Я крикнул ему вслед:

— Мы армяне, Минас, не бойся.

Он, дрожащий, подошел к нам и спросил:

— Зачем солгали, что мусульмане? Что хотите от Шебет-бея?

— Нужно было, сам увидишь, — ответил я.

Пройдясь дальше по лесу, заметил еще один деревянный дом. В доме на полу лежали еловые ветки, под ногами заскрипели доски. Я отодвинул ветки и увидел люк, ведущий в подвал и спустился. Было темно, и я зажег спичку. Какая-то девушка сидела в углу и плакала, я взял ее за руку и вытащил на свет.

— Как тебя зовут? — спросил я. От страха у неё онемели губы, — Не бойся, сестричка, расскажи все как есть. Шебет-бея мы связали, я армянин, ты армянка или нет?

  — Да, я армянка.

Я догадался кто она, и спросил:

— А где твоя подруга?

— Не знаю, нас разделили, — сказала девушка и снова заплакала.

Я спросил как можно мягче:

— Как тебя зовут?

— Мимзар.

— Чья ты дочь?

— Сисляна Ерванда из города Адана.

— Подругу как звали?

— Вергине, она моя сноха, жена моего брата.

Из двух украденных красавиц нашли только одну. Очень долго искали вторую, но все было бесполезно. Пока я искал девушек, мои друзья, Геворг и Левон, в присутствии Минаса расправились с Шебет-беем. Я сильно разозлился на них, ведь у Бея можно было разузнать местонахождение другой девушки. Только мое недовольство уже не имело никакого значения. С этого дня я стал беглецом и уже сдался смертям.

Я был вынужден переехать в маленький поселок в районе Чаршамба, где имелась всего одна церковь и одна школа. В 1915 году, когда начались депортация и резня армян, я с четырьмя семьями укрылся в греческом селе у знакомого Козмида.

Греческий митрополит Ерманос в летнее время приезжал из Самсуна отдыхать к Козмиду. Он разузнал кто мы такие и, повернувшись к хозяину, произнес:

— Несчастные христиане, Козмид, надо им помочь. Женщинам поменяйте одежду, дайте им греческие наряды и вместе с детьми спрячьте у себя дома. Мужчины пока пусть побудут в лесах. Их обеспечьте едой, — Он напомнил, что Энвер-паша приказал повесить греков, которые будут покровительствовать армянам. Это напугало Козмида. Однако митрополит успокоил его, — Не бойся прятать армян. Они, как и мы, христиане, в эти тяжелые дни мы обязаны помогать друг другу.

Я поцеловал  правую руку митрополита.

***

Себастинский герой Мурад поздней осенью с отрядом из тринадцати храбрецов, двое из которых были греками из города Авада, приехали в греческое село Чименч. Это примерно в двадцати пяти километрах от Самсуна. Они остановились в доме грека Дмитрия, тот был моим доверительным лицом. Мурад изъявил желание, чтобы я приехал к нему и познакомился с армянскими героями. Мы вместе с Козмидом поехали в Чименч. Когда подошли к дому Дмитрия во дворе стоял высокий мужчина лет тридцати, со смуглым лицом, маленькими усами и турецкой папахой на голове. Он с биноклем внимательно смотрел по сторонам. Не отрываясь от своего дела, спросил мое имя. Я наврал.

— Я из рода Тимиспиди.

— Не верю, что ты грек, скажи правду.

— Я Джиганян Карапет, —  смущенный от его проницательного взгляда, ответил я. Он улыбнулся и покачал головой в знак согласия.

— Сейчас верю. Я Себастинский Мурад, меня трудно обмануть.

После знакомства он отвел меня в укромное место и спросил, можно ли верить грекам и оставаться среди них. Я ответил, что греки никогда нас не предадут. Он после долго раздумья задал еще один вопрос:

— Ты присоединишься к моему отряду?

— Всей душой.

Так, я со своими двумя друзьями  остался под руководством Мурада.  Вскоре мы перешли в другое село и остановились в доме моего хорошего знакомого Тадмариди Констанитна. Здесь Мурад сильно заболел. Мы нашли греческого лекаря, и он прописал какие-то лекарства. В этот день проходя через поселок в сторону Самсуна, турецкие жандармы убили греческого мальчика. О происшествии греки сообщили нашему отряду. Мы с девятью храбрецами стали ждать возвращения жандармов. Три дня охраняли дорогу, но турки не возвращались. Ранним утром третьего дня увидели Мухтра, главу из турецкого села. Он верхом куда-то ехал. Я схватился за уздечку и удержал коня.

— Далеко собрался Мухтар эфенди? Не боишься, что кто-нибудь снесет тебе голову в такое смутное время?

— Еду в Самсун, губернатор зовет. Не боюсь? Боюсь, конечно, как же не бояться, а выхода у меня другого все равно нет, надо ехать.

Мой бояратский смелый  друг Геворг спросил, по какому поводу позвал его губернатор.

— Наверное, по поводу беглых неверных. Похоже, поручение мне собирается дать. Русские на границе Лазизстана совсем прижали нас. Мы сейчас боимся беглых групп, которые образовались в лесах. Они на стороне русских, плохо будет, если русские прорвутся, тогда от рук армян мы не спасемся. Мухтар только собрался продолжить путь, как наш Геворг с Левоном сняли его с коня и повалились на него посреди дороги. Я подбежал, хотел помешать, но было уже поздно.

Убийство Мухтара нам пользы не принесло. Турки узнали наше местонахождение и приехали с вооруженным отрядом. Мурад сильно разозлился, еле переводил дух.

— Сегодня будете сражаться, к сожалению, без меня. Я болею, не могу встать с постели. Меня заменит Карапет.

Мы ждали в засаде до вечера, но турки не нападали. Солнце еще не село, как услышали звук зурны. Ко мне прибежал племянник Мурада и спросил, что это значит. Я ответил, что сейчас турки будут нападать. Однако уже совсем стемнело, а они не начинали бой. Константин Тамбаниди встал на колени перед больным Мурадом.

— Вы, армяне, можете выйти живыми из окружения, а мы остаемся семьями, и турки нас всех перебьют. Умоляю, чтобы не случилось, нападите на турок и прогоните их, — Мурад грустно посмотрел на меня.

—  Наши силы не позволяют нападать, мы не сможем. Что скажешь?

—  Нужно защищаться и защитить греков, — посоветовал я.

До утра стояли в обороне, рано утром враг нанес нам удар. Целый день воевали в неравном бою, силы противника превосходили нас. К Мураду я приставил трех вооруженных ребят. Один из них — его племянник, другой Мисак из Авада, третий Геворг из Самсуна. Бой закончился только поздно ночью. Из турецкого окружения мы вышли еле-еле. Забрали больного Мурада и ушли через лес далеко и вновь остановились в греческом селе. Здесь мы побыли неделю. Отправили людей на берег моря, проверить есть ли там судна, на которых можно было бы убежать в Россию. Оказалось одно небольшое гражданское судно.

Утром группа Мурада из 23 человек спустилась к морю. «На наше счастье» море сильно волновалось. Даже не стали пробовать пустить судно на воду. Пришлось прятаться и ждать. На следующее утро вновь вышли на берег. По пути из торговой лавки силой забрали три мешка муки, для отвода глаз, и поднялись на борт. На борту увидели, что судно доверху заполнено мукой. Между мешками спали семеро человек. Не теряя времени, мы взяли их в плен. Попробовали толкнуть судно на воду, не получилось, оно покосилось на один бок. Мурад попросил привести к нему капитана. Это оказался  пожилой мужчина, звали его Али. Мурад приказал ему освободить судно от груза и оставить всего пять мешков.

—  Кто попытается сбежать, будет застрелен, — Наши ребята с оружием в руках встали над их головами, у них из глаз текли слезы. Турки освободили судно и спустили его на воду. Мурад предложил Али закурить и спросил какой он нации.

— Лаз.

— Откуда?

— Из Ризе.

— А друзья кто?

— Четверо турки, двое лазы.

Али показал турок. Мурад  жестом указал, что от них нужно избавиться. Али с двумя лазами поплыли с нами. Ночью вышли к городу Терме. В темноте еле видно было тускло освещенный город. Вскоре Мурад предложил немного поспать, вместо меня на дежурство поставил грека Зорика. В нашей группе было трое греков. Он встал на мое место, а я сел и только успел закрыть глаза, как услышал выстрел.

— Что случилось? — спросил я.

— Один из лазов прыгнул в воду, — ответил Зорик, — хочу достать его.

— Не стреляй, —  предупредил я, —  мы рядом с городом. А лазский парень пускай пропадет, черт с ним.

Али вел вперед судно, мне сильно хотелось спать. Я встал с рядом. Он спросил у Мурада куда мы плывем.

— До Трабзона, —  соврал Мурад.

Когда приблизились к Трабзону, Мурад приказал Али рулить быстрее в сторону Батуми.

— В Батуми я отдам тебе деньги, купишь судно и вернешься обратно.

— Когда доберемся?

— По велению бога, завтра в полдень, —  ответил Али.

Всю ночь судно спокойно двигалось вперед. Утром Али показал дома на берегу.

— Это Ризе, здесь я родился.

Мы заметили небольшое судно, которое плыло в нашу сторону. Стали разглядывать в бинокль, одни решили, что русское, другие — турецкое. Когда подошли достаточно близко, разобрались. Турецкая моторная лодка. Прямо плывет на нас. Мы разделались с Али и с его другом, чтобы они не попытались навредить нам. Вместо него управлять судном поставили грека Зорика, закрыв его туловище мешком муки. Остальные четыре мешка мы разделили меж собой и приняли оборону. Ждали приближение лодки. Из турецкого судна произвели выстрел в воздух. В ответ мы не стали стрелять. Таким способом сделали видимость, что безоружны. Турки повелись на это и, решив, что это не то судно, которые они ищут, приблизились к нам вплотную.

— Вот сейчас стреляйте! — крикнул Мурад.

Морской бой продолжался полчаса. Со стороны турок были пара убитых и несколько раненных. У нас убили Папазяна Акопа и поранили грека Петра. Мы повредили их судно, они не стали дальше сражаться и поплыли к берегу. Наше судно тоже оказалось поврежденным. Как смогли заделали щели и двинулись по волнам подальше от берега.

Наконец-то доплыли до Батуми. Мы подняли белый флаг, нас встретили русские офицеры. Они проверили наше судно, там находилось тело убитого Акопа. Поверили сказанному. Нас накормили, угостили чаем, и после небольшого отдыха отвели к коменданту. Через греческого переводчика Заклова, комендант спросил у нас с какой целью мы приехали. Мурад ответил:

— Приехали с вами, с русскими, воевать против нашего общего врага.

Коменданту ответ понравился.

— У нас с вами против Турции один фронт, если хотите мы вас отправим к полководцу Андранику.

Я ответил, что у нас в Самсуне остался народ, которому нужна помощь. Необходимо освободить их от рабства. Комендант спросил у меня, до каких мест по морю я сориентируюсь свободно. Я ответил, что до Синопа.

— Помощь от русской армии придет только спустя три месяца. Для самозащиты армянские группировки мы обеспечим оружием и боеприпасами. Ты доставишь груз в Самсун.

— С удовольствием, — ответил я.

Нас отправили в баню. После того, как хорошо искупались и поменяли одежду, повели в казарму отдыхать. О том, каким способом мы оказались в Батуми в газетах писали разные статьи. Спустя некоторое время полководец Андраник прислал гонца за Мурадом. Мурад оставил нас и поехал к нему. Два месяца я оставался в Батуми, нас с друзьями разделили. Меня русские офицеры на военном корабле привезли в Севастополь, обучили военному делу. Особенно я увлекся азбукой Морзе, выучил ее.

Полковник нашего штаба Ардадов однажды у меня спросил:

— Наша армия под руководством генерала Ляхова три дня тому назад освободила ваш город Трабзон [1916]. Наши морские силы должны отправить десант на побережье черного моря. Пойдешь на задание?

— С удовольствием.

Вcкоре семьдесят пять кораблей: Марианна, Екатерина, Александр и другие взяли курс в сторону Трабзона, я находился на одном из них. В Трабзоне я остался на двадцать дней. Офицер штаба Хазар Арутюнян позвал меня к себе и сказал:

— Группа парней с особым назначением отправляется в сторону Самсуна. Ты будешь у них проводником.

Он приказал дежурному русскому солдату позвать армянских парней из соседней комнаты. Хазар познакомил меня с каждым из них официально:

— Зил Ованнес из поселка Бохаз Трапезундского вилайта, Лусабер Минас из села Мадчга, Кара Хачик из Орды, из села Коглуг. Ну и Хаджи-Бей с Сетрагом.

— Кто будет руководить группой? — спросил я у офицера.

— Зил. В боях имеет большой опыт. Проверенный и бесстрашный, — ответил Хазар, — В пятидесяти километрах от Унье, в горном лесу он со своим маленьким отрядом тридцать четыре часа воевал против хорошо вооруженной четырехтысячной турецкой армией. С атакой он сумел пройти через осажденную зону и перейти на нашу сторону. Мы верим, что армянский народ освободится от этого мучения. Потому как наша нация способна у себя в груди дать жизнь таким героям как Зил Ованнес.

Зил рассказал мне, что после той победы они остановились в городе Терме в лесу, и их численность поднялась до двухсот человек. На собрании Зила и Кара Хачика с приближенными группа сопротивления решает отправить в Трабзон, чтобы они сообщили о существовании армянского отряда русским военноначальникам и попросили у них помощи. Они удачно проворачивают задуманное. Я спросил у Зила, как они добрались до Трабзона.

— На судне, — ответил мне Хачик.

— Кто вам судно дал?

— Никто. От Российского флота сумело скрыться небольшое турецкое судно и спрятаться у города Терме. Внутри было двое дежурных, вооруженных турок. Наши ребята тайком подошли и без шума их убрали. На этом судне мы и приплыли сюда.

Мы прервали наш разговор и вышли из штаба. По пути зашли в столовую пообедать. Впервые пробовали армейский борщ и познали вкус русской каши.

— Этот борщ похож на нашу лахану, — весело произнес Кара Хачик.

— Да, точно, похож на наш суп из лиственной капусты, — добавил Лусабер Минас.

Заметив, как Хачи-бей давится от быстрой еды, Седрак пошутил смеясь:

— Ешь спокойнее, не суй нос в ложку.

— Эти русские ложки слишком глубокие, — заулыбался Хачи-Бей, — Как бы не старался поднести ко рту, все равно нос окажется в ложке.

Мы плотно поели и подготовились идти. На прощание Хазар произнес:

— Надеюсь,  вы не потеряете армянское достоинство во время боя и будете полезными русской армии.

Мы сняли фуражки и сказали:

— Клянемся от имени павших. Обещаем быть отважными перед врагом.

Ночь оказалась слишком темная, небеса в тучах, звезд не было видно. Наш корабль остановился напротив города Терме, на небольших лодках русские высадили нас на берег. Привезенное оружие мы спрятали в лесу между кустарниками. Кара Хачик, я и Минас пошли искать беглые армянские группировки. По лесу тяжело было продвигаться, в некоторых местах приходилось перепрыгивать через ручьи.

Минас глубоко вздохнул:

— Для беглых хорошие места.

— Да, мы всегда были замаскированы, никто не мог видеть нас. Это тоже заслуга природы.

Я вспомнил, как в Севастополе русские солдаты учили меня маскироваться. Ребята, особенно Минас и Кара Хачик, очень удивились, что я знаю азбуку Морзе. Я несколько минут показывал  и объяснял им значение. Ребята на нашем диалекте с иронией сказали:

— Даа, Карапет, чему только ты не научился у русских. И борщ кушать и кашу-машу. Ложку в руках правильно держать, да с красивыми девчонками гулять и танцы танцевать, — ребята засмеялись от души.

Минас стал подшучивать надо мной:

— Ой, Карапет, не хвастайся, кто тебе поверит, на человека незнающего языка, русские девушки даже не плюнут.

— Тем более на беженца из османского государства, — добавил Хачик.

— Вы ничего не видели, — возмутился я.

Ребята снова засмеялись.

— Карапет, — произнес Кара Хачик горестно, — счастливый ты, хорошую жизнь прожил в Севастополе. А мы как во сне, может солнце снова взойдет для нас тоже.

Минас постучал по голове.

— Два года как превратился в лесного жителя. Забыл, что такое теплая постель. Дождь и снег, ветер и пурга — наши проводники. Страдание хуже собачьего. Я не могу забыть родное село Малан. Больше тысячи армянских семей жили там. Семилетняя школа была, церковь, добротные дома, овцы, ульи. Все разграбили, все разрушили изверги-турки. С трудом несколько человек спаслись от пожара. Лес нас выручил. В селе двести детей на штыки подняли…Господи, до сих пор не понимаю, в чем наша вина.

Кара Хачик от злости стал ломать пальцы.

— Турецкий аскяр в бешенстве — собака сорвавшаяся с цепи.

Минас  вытер тяжелые слезы рукавом.

— Наша надежда только на русских. Одичавшего как зверь турка только они смогут победить. Я спрашиваю, во время большой резни, где оказались влиятельные государства нашей планеты. Неужто они ослепли и не видели такое злодеяние?

Я стал подбадривать ребят:

— Не теряйте надежду. Русские нам помогают, у нас теперь есть крепкая спина.

Каждый ушел в себя со своим огромным горем на душе, и мы не заметили, как оказались в глухом лесу. Здесь жили беглецы, которых искали. Мы испугались, когда увидели в оборванных лохмотьях людей и их худые измученные, безжизненные лица. Несчастные потеряли человеческий облик и превратились в дикарей. Увидев нас, спрятались и направили на нас винтовки.

— Стойте, мы из ваших, не стреляйте, со стороны русских приехали к вам на помощь, — крикнули мы.

Мы обнялись с нашими родными братьями.

Привезенное оружие за два-три дня разделили между беглыми группировками. Еще несколько дней с Зил Оганнесом занимались формированием отрядов из собравшихся групп, и стали подготавливаться к нападению на город Терме.

Юзбаша Саид, жандарм из Терме, только что вернулся домой с места службы. Вечером мы три раза постучали ему в дверь. Видно, он опасался чего-то и не подходил к двери. Я услышал, как он приказал жене открыть дверь. Жена бросила ему в лицо с недовольством:

— Ты не мужчина?!

Дверь открыли. Мы — двое молодых  ребят в  турецкой одежде, зашли внутрь, заговорил я:

— Мы от черкесского бая хромого Османа пришли, эфенди. Мы из его черкесов.

Юзбаша спокойно посмотрел на нас.

— Добро пожаловать, с какими вестями?

— Наш черкесский бай мечтает приехать в эти места, — ответил я, —  навечно хочет освободить ваши леса от армянских фидаинов.

— Очень рад, — развеселился Юзбаша, — очень рад, что черкесский бай беспокоится о нашем благополучии.

— Нашего бая все время терзает одна мысль. Если русские присоединятся к армянам, то турецкие армяне станут опасными. Ни только Трабзон, но и Стамбул уйдет из наших рук.

— Эта проблема беспокоит не только его, и я очень переживаю. Несмотря на то, что пока мы довольно далеко от фронта.

Я сказал Юзбаше, что мы наслышаны о его геройском имени. Знаем, как он разгромил неверных армян.

— Как же, как же, — развеселился Юзбаша, — За эти три года мои жандармы столько армян порубили.

Я спросил, что он прикажет передать черкесскому баю.

Тот закрутил усы.

— Скажите ему, пока Саид живой, пусть он не беспокоится, силами своих жандармов на днях собираюсь просеять леса. Там еще много осталось беглых эрменов. Юзбаша предложил поужинать с ним.  Он приказал жене собрать стол. Я схватил его за горло.

— Пусть будет проклят твой хлеб. Убийца армян! Ты должен сдохнуть.

  Мой друг острым лезвием ножа отправил его на тот свет. Его жена, что была неописуемой красавицей, вышла к нам из другой комнаты. Из её рук упала посуда и разбилась, она в ужасе закричала и спряталась на кухне.  Я сказал своему другу Минасу вытащить ее оттуда. Минас схватился за дверь кухни и вытащил от страха дрожащую женщину.

— Не бойся, — сказал я, — мы, армяне, турецких женщин не трогаем, только просьба одна есть. Пусть несколько дней никто не узнает о смерти Саида.

Женщина удивленно смотрела на нас:

— Вы точно армяне?

Я показал ей крест на груди и заговорил на армянском, она неожиданно бросилась в мои объятия и запричитала с рыданием

— Братья мои, я армянка и только армянка, даже в могиле армянка.

Удивительно вышло, эта женщина оказалась снохой Сисляна Ерванда из Адана, насильно взятая в рабство Вергине. Та, которую я так долго искал и не нашел. Она ничего не знала о судьбе Мимзар, только услышала, что армяне убили Шебет-Бея. Саид Юзбаша, который руководил Боябатской жандармерией бедную девушку нашел недалеко от того места где убили Шебет-бея, в другом домике, и принудил стать своей женой. Я выслушал её и сказал:

— Мимзар мы нашли в лесу. Слава Богу, что теперь нашли и тебя.

Вергине забрала оружие мертвого Саида и присоединилась к нам. Вскоре Зил Ованнес нам сообщил, что русские корабли собираются напасть на Терме пятнадцатого августа на рассвете. Наша группа держала оборону между городом Терме и черным морем. У наших двухсот армянских воинов счастью не было предела, когда они увидели русские вооруженные корабли. Несколько ребят стреляли в воздух в знак нашей готовности к бою. Русское орудие стало бомбить город Терме, через наши головы летали снаряды. Многие никогда не видели и не слышали залп пушек и стали между собой изумляться:

— С таким оружием мы завоюем весь мир, ребята!

Чтобы показать наше расположение к русским мы выстрелили из ракеток. Зил Ованнес, у которого с собой было русское знамя, высоко поднял его. Город взяли. Русская армия сошла с кораблей и под нашим сопровождением вошла в город Терме.

Нескольких часов бомбежки из пушек достаточно навредили городу. Полуразрушенные улицы оказались пустыми, жители от страха убежали…